Не стесняйтесь говорить о любви.

23.07.2010 в 20:33

Пишет  Торетти:

Так выглядит признание
Смотреть и слушать, это сильно.

@темы: люди

---

Ай, умничка!

22.07.2010 в 09:29

Пишет  ГРЕШНЫЙ АНГЕЛ:

Мифы чф ( можно добавлять)
просто сборный пост потом дополню

сообщество на дайриках www.diary.ru/~childfree-comunity/ , там одни правила уже очень показательны- из раздела ,а мы не хотим слышать чужое мнение даже ,если рассуждаем на тему ? о которой знаем мало и только теоретически=) есть также куча других сообществ,это еще не самое плохое -есть и адекватные люди с которыми даже интересно бывает подискутировать. А попадались на глаза по ссылкам на этом сообществе и какие-то уж полные отморозки , там именно ненавидят детей. Но и тут хватает и призывы пришибить детей и постоянно поднимаемая тема наблюдателем ,а типо надо то было всего аборт сделать , ну и в целом последнее время тенденция такая идет ,как бы из раздела я боюсь возражений,потому все не согласные со мной идут лесом... Что как бы неконструктивно ни разу.

я тут с чф сообщества заглянула на статью ,которую чф мусолят-оцени стилистику это нечто.... А ведь с претензией на то,что статья профессиональная- народ принимает за чистую монету восьмилетних писающихся детей ,ну и в целом стиль глянь=) интересно твое мнение=) www.woman.ru/psycho/personality/article/45581/c...
Перловка оттуда:
. Материнский синдром меня не плющит и не колбасит.
. Есть и среди самок хомо сапиенс особы, которым все эти радости нехитрые не в кайф.
заставить Васятку, дебиловатого, но хорошего парня, взять чпокалку, насадить на кувыкалку и прикрутить во-он той штучкой с дыркой.

Я всегда за свободу выбора личного пути и против пропаганды неестественного хода вещей так сказать.Так же ,как я всегда буду за четкое осознание своих поступков и их последствий и за принятие отвественности за них. Это как в ситуации с гомесексуалистами ,есть гомосексуалисты и есть окружающие их п... Так и тут ,ребята более чем вылезли из своей песочницы и пошли делать именно то, что по их словах так претит им , от всего остального мира, а именно : пошли навязывать этому миру свои убеждения, через пропаганду СВОЕГО образа жизни. Причем пропаганду в части этой статьи именно низкопробную. Тебе не режут слух сленговые выражения? Мне так например да. И оскорбления оппонентов. А у чф это прям пунктик такой. И все их статьи и комментодраки по одному сценарию. Некий чф, пишет,пост,дем и т.д. постит ссыль у себя в сообществе,сообществах и зовет знакомых чф, которые приходят ТОЛПОЙ и заводят песню - ооо это так верно, оо вы мой герой и т.д. Потом появляются случайно зашедшие и те , кто имеет детей: большинство просто уходит тут кто уж как, в меру своего темперамента : кто пожав плечами , кто ругнувшись, некоторые напомнив себе о толерантности пишут вполне взвешанные комментарии, некоторые эмоционально негативные. Далее начинается кардебалет второй стадии : ЧФ начинают давить на то ,что все детные дуры, клуши ,амебы живущие только инстинктами ,а они избранные и детные им завидуют- чувствуешь какой якорь психологический- на нем народ дальше и заякоривает и превращается это все в базарную ругань. Ну и еще , что сильно выбесило в статье: пропаганда отношения к аборту, вот эта статья так написана ,что много малолетних дурех, прочтя решит ,что это мегакруто, так к аборту наплевательски и легко относится и решит претворить это в жизнь. И вот это , я опять же назову непрофессионализмом. Ибо то ,что позволено в частном разговоре( ну все мы время от времени, разный бред несем или наоборот что-то путнее, по разному , на то она и рабочая ситуация в диалогах , когда размышляем над чем-то -это вполне нормально потому ,что мнения бывают разные), но оно это твое мнение , должно быть переработано в соответствии с возможным резонансом, при выведении его на информационные носители или средства , доступные массовому читателю, тот кто пишет -должен быть ответсвеннен за то, что пишет. ( помнишь я не так давно писала о тысячниках , вот это явления одного порядка). Тут я полностью согласна с фразой ,которую задолго до нас отлично сформулировали- "положение обязывает".


Ты как и я прекрасно знаешь,что при желание аргументы можно подобрать под любую идею. А это дурацкое развенчание мифов... Не более чем дурацкое ,если честно, но можно продолжить эту игру.

Мифы чф

1.Родители имеющие детей ужастно завидуют всем чф. Нет безусловно в этой жизни есть те, кто завидует чф,а также всем иным людям. Причем я думаю есть моменты ,когда ЛЮБОМУ родителю, уставшему в какой-то момент времени от детей приходит в голову мысль ,ах если бы не было спиногрызов.... Но стоит при этом четко сознавать,что это явления примерно одного порядка ,как и мысли пар, имеющих свою вторую половинку, когда иногда приходит в голову ,что вот мол до встречи с ним\ней жизнь была прекрасна и удивительна. Тут только забывается одна вещь, что жизнь несет нам не только негативное , но и позитивное. Чувствовать опору рядом, любовь другого человека, именно ради этого и создаются семьи. Ребенок -это тот кто навсегда связан с тобой узами крови и тот кто будет обнимать тебя и радоваться тебе -просто потому что ты это ты. Дети искренни, да потом они вырастают-вырастают проблемы их отношение тоже может поменятся, но вы навсегда связаны по крови,это даже не связь супругов, это куда неразрывнее и это жизнь -она не бывает только легкой, но мы живем не только горестями или трудностями , если бы дети приносили лишь их, их бы так не любили =) Как и любовь к женщине\мужчине ,любовь к ребенку не всегда дарит нам радость, но она делает нашу жизнь полной и дарит настолько пронзительные минуты счастья порой, что не пережив этого, невозможно об этом судить. Как рассуждение о сексе, изучая этот вопрос лишь по книгам=).

2. Говоря о том ,что дети сладенькие- их мамы показывают,что с рождением ребенка у них в голове произошел сдвиг в сторону деградации личности. Поясняю, маленький чисто вымытый ребенок, помазанный детским маслицем ,пахнущий маминым молочком- реально сладко пахнет. Это очень приятный специфический, но именно очень приятный запах. Он есть-это просто факт - не более того. Естественно ,если принюхиваться лишь к содержимому упачканного несмененного вовремя памперса, то будет другое впечатление, ну так и взрослые не бабочками гадят=)

3 Все родители после рождения детей ставят на своей жизни крест. Более чем неверно. Да бесспорно ,что иногда на некоторых видах работы приходится выбирать : работа или семья, да причем зачастую именно так , не просто или работа или дети , а либо карьера ,либо семья. потому как работа в жизни данных людей занимает безусловный приоритет, не оставляя по большому счету сил на что-либо еще. ( Помните анекдот : Петрович тебя работа удовлетворяет? Ага, как домой придешь уже и женщины не надо, так что видимо удовлетворяет).Тут каждый человек волен сам делать свой выбор и поскольку все мы люди разные ,кому то счастье сидеть на кухне, кому-то погрузится с головой в карьеру,кому -то ни то ни другое-каждому свое, да безусловно в этой жизни далеко не все идеально и часто в нашей жизни мы мечтаем о том ,что для нас сейчас недостижимо( причем совершенно не факт ,что достигнув этого мы были бы действительно счастливы). Но что же до успешности в жизни и поставки на оной креста? Тут все зависит от самого человека. Оптимист и на кладбище видит не креста ,а плюсы. Позитивный настрой по жизни позволяет понимать в том числе ,что дети это лишь ступенька в этой жизни, да какое-то время в первые годы , они требуют повышенного внимания к себе и это нормально, но, как поколения до нас и поколения после нас справлялись или еще только будут с этим справляться , не делая из этого чего-то чрезмерного, так и в настоящий момент времени сутуация не особо изменилась. Есть те, кто с детьми добивается многого и это большинство и есть те кто и без оных в жизни ничего особо не достигнет. Кроме того помимо карьеры ,как ни странно есть простое человеческое счастье и для кого-то оно может вполне быть в тихой семейной жизни-помните, все мы разные, нет панацеи от всех бед, далеко не каждому для осознания себя и своей успешности нужны работа и деньги, да это наиболее частый и яркий критерий успешности, но истинным мерилом может быть только личное понимание меры счастья каждого человека для себя самого. Только сам ты можешь заглянуть себе в душу и понять хорошо тебе по настоящему от того ,что сейчас есть в твоей жизни или нет.


4. Ребенок помешает учебе

Очень спокойно и достаточно просто многие преспокойно рожают ребенка ,берут академ и дальше возвращаются к учебе. Защищают ученые степени, получают второе ,а кое-кто и третье высшее. Меня лично окружает масса примеров, да, есть те кто бросает учебу, но такие есть и среди тех кто и не планировал детей. Но конечно это может сильно помешать учебе ,если девочка еще ходит в школу, но это уже как бы проблемы совсем иного рода , причем явно отличные от нормальных ситуаций.


5. Ребенок помешает путешествовать. Да, помешает, в его самые первые годы, хотя если припрет то и тут в настоящее время достижения цивилизации предлагают кучу различных вариантов , как по возможности максимально безболезненно выйти из данных ситуаций ,это и няни и кучи спец.приспособлений для переноса или иной траспортировки детей безопасной и комфортной ,как для самого ребенка , так по возможности и для окружающих. После же первых лет , дети зачастую и сами непрочь попутешествовать со взрослыми. Главное все в меру, кочевой образ жизни это конечно все таки не каждому подойдет, а вот путешествие во время отпуска всей семьей дело замечательное. Да , у нас туристы вон : с полутора лет потихоньку начинают брать на вылазки мелких, сначала в пригород приехать и уехать, потом все дальше и все надольше=) Кстати такие дети , как правило более уверенные в себе и более крепко стоящие на ногах получаются.


6. Наличие детей помешает реализоваться в творчестве. Эм... да, безусловно времени на творчество в первые годы жизни ребенка станет меньше, но, тут уже было бы желание. Чаще всего нам всем и мне в том числе мешает банальная лень и откладывание чего-либо на потом, которое все никак не наступает=) Даже более того,последнее время все замечают,что среди молодых мам пошла волна увлечения рукоделием,поделками и прочими различными видами выражения себя , через то или иное творчество, Для этого сейчас все условия, от все новых артматериалов, до практически готовых наборов , которые даже самому неумелому человеку, дают шанс сделать что-то прекрасное самому. А также различным творчеством можно заниматься и с детьми. Пример: в нашем клубе рукоделия практически все с детьми ,так с детьми и мыло варят и кулинарные шедевры готовят и вышивают и игрушки делают и пластикой занимаются. Повторюсь, было бы желание. Опять же на вопрос к ЧФ показать плоды своего творчества ,как правило происходит заминка, нет среди них есть безусловно талантливые люди, но они как правило именно занимаются созданием чего-то, а не только повествуют о том, что что-то может им помешать. Как рассказывала Муза ( никнейм) когда к ней на выставке подходили экзальтированные барышни и вопрошали ,ах ка же так у вас два ребенка ,а вы столько успеваете всего,а я вот все как-то не могу никак успеть , не приходит вдохновение,а у вас и выставки и дети замечательные ( тоже собственно успевшие уже вполне хорошо заявить о себе, хоть и не в стезе рисунка,но в музыке), она улыбается. Да тяжело,но реально.

7. Мы никому ничего не должны. Этот лозунг какой-то прямо бич нашего времени и уже привел в наше время к массе негативных явлений ,которые думаю еще долго будут нам аукаться и в будущем. После нескольких гневных вопросов со стороны чф,поняла ,что это тоже какой-то для них прямо-таки больной вопрос. Отсутствие понятия о том , что ты кому-то и что-то в этой жизни должен -называется эгоизм, как ни крути. Да , мы должны своим родителям -помогать им, да мы должны быть хорошими людьми, да мы должны своим друзьям и любимым, да мы обязаны поколениям наших предков. за их жизни,за их кровь и плоть ,которую они дали нам, за все их и ошибки и свершения ,за их мир и сражения , создание и даже разрушения и так далее и тому подобное, да должны возвращать долг обществу, воспитавшему нас и не обязательно рождением детей, но вернуть долг да должны так или иначе ,иначе мы будем просто мусором , прожигающим свою жизнь и паразитирующем на обществе, а я думаю ,по крайней мере надеюсь ,что люди по большому своему счету все таки не таковы. Собственно ,если ты не считаешь ,что ты кому-то что-то должен ,какое ты имеешь моральное право требовать ,чтобы другие по отношению к тебе выполняли какой-то морально сдерживающий их долг, если никто никому ничего не должен => общество имеет полное право игнорировать и порицать всячески вплоть до введения особо жестких мер на чф идеологию, не выявляя и зачатков толерантности и высказывая откровенно все ,что думает о этом течении и его представителях,Не нравится,считаешь это неправильно и ,что есть же какие-то рамки? Да есть, но вот собственно в эти рамки ,которые регулируют взаимоотношения людей, входит много чего помимо того, что делает жизнь среднестатестическо чф приятной и спокойной, хочешь иметь права-прими и обязанности=)


8. Имеющие детей, как амебы - рабы инстинктов, в то время как чф являются более социально значимой группой , ибо пошли дальше по пути прогресса, отказавшись от низменных разможенческих инстинктов=)
Отрицание инстинктов ,как бы не умаляет их наличие в общей массе. Просто у кого-то их нет( что в целом нехарактерно для человека), а кто-то их подавляет,а кто-то не подавляет. Секс -это кстати тоже инстинкт и принятие пищи и многие другие, инстинкты это не так и плохо, у нас есть голова ,чтобы руководить ими. Собственно ,как вы верно заметили и отказ от заведения детей временный или постоянный и планирование количества детей в плане контрацепции это тоже руководство разума над инстинктами.

9. Родители говорят о своей любви к детям пытаясь показать какие они хорошие в отличии от чф.
ну это конечно жуть ,как сложно поверить,что есть те, кто говорят о любви к детям не для того, чтобы произвести какое-либо впечатление на других, а потому ,что как ни странно действительно любят детей. Вот кто-то любит мороженное ,а кто-то нет. Это нормально . Так бывает.

10. Государству нужны живые дети-чтобы превратить их в мертвых солдат.
Государству нужны живые дети -это верно,государству вообще нужны люди,ибо оно это самое государство из них и состоит-нет людей -нет государства. И солдаты этому государству тоже нужны, но вот теперь пара вопросов.Процент солдат к общему населению? процент погибших солдат к общему населению? А теперь сравним с количеством например суицидников?Умерших от несоблюдения ТБ(читай своей глупости).Я уже молчу о необходимости защиты Родины в целом.

11. Все имеющие детей, прозомбированы и у них нет своего мнения , они лишь излагают чью-то точку зрения.
Как ни странно за пределами сообщества чф течет жизнь и люди живут,причем многие в том числе , даже не подозревают о существовании такого феномена ,как чф и искренне удивляются повстречавшись впервые с этим явлением и пишут эмоционально яркие посты (например чаще всего встречается искреннее недоумение на тему того ,как же можно не любить детей. Недели в среднем не проходит ,чтоб кто-то очередной, в сообщество чф пришедший впервые, не написал искренне недоумевая, как мол так... ,) Как относительно тем касающихся детей ,так и на все иные вопросы люди могут иметь свои точку зрения и жизненную позицию, то ,что она может расходиться в чем-то с позицией чф ,это тоже вполне возможно. Все мы люди, все мы разные, прежде чем кого-то упрекать в зомбированности ,задумайтесь может человек имеет просто свою жизненную позицию, столь же логичную и естественную для него , как и ваша для вас.

12. Идет перенаселение,а вы рожать собрались, надо срочно спасать планету.
По всем более менее развитым странам идет ВЫМИРАНИЕ, так от кого спасать будем несчастную планету? от африканцев где прирост большой? как спасать будем? напалмом или более гуманно стерилизацией. А ,если серьезно , ну вот настолько дико слышать этот бред от людей проживающих в вымирающей стране: хочешь помочь планете -посади дерево ,а лучше два и более и так далее. Воспитай человека настоящего из другого ,который не будет портить наш мир, а будет его беречь и охранять-вот это будет польза для планеты, а приписывать своему личному выбору не рожать детей общепланетарное значение- бред...

продолжу по пунктам мифов. Я их по реальным диалогам эти пункты вытаскиваю кстати-когда натыкаюсь на такое искреннее недоумение и веру в свои слова, что могу со своей стороны лишь глобально удивляться.

итак 13. Вера в то,что долг -это понятие эфемерное,никто никому ничего не должен,а эгоизм это то, чем их другие стараются только попрекнуть ,а на самом деле эгоизм это только хорошо(перекликается с номером 7).
Согласно Толковому словарю русского языка, "Эгоизм - себялюбие, предпочтение своих, личных интересов интересам других, пренебрежение к интересам общества и окружающих."
Большая Советская энциклопедия: "Эгоизм (от лат. ego - я), принцип жизненной ориентации, состоящий в превращении частных интересов в основной мотив деятельности и главный критерий оценки в отношении к обществу и окружающим…" Развитие самосознания происходит на фоне постоянной внутренней борьбы. Случается, что в этой борьбе человек терпит поражение, в результате чего развитие самосознания останавливается на достигнутом уровне. Если остановка в развитии продолжается какое-то время, то наступает дегенерация - самосознание опускается на более низкие уровни. В данном случае это означает утрату более сложных ранее приобретенных навыков, знаний, в результате чего происходит общая примитивизация поведения и мышления. Почему это происходит? Голос совести, который побуждает к развитию и который, как утверждает И.А. Ильин, «внятен каждому человеку» - отнюдь не единственный голос, пробуждающий человеческую активность. Постоянно заявляет о себе и эгоизм, определяемый как принцип «все для меня» и требующий рассудка и воли для осуществления себя как цели, и следовательно, вступающий в противоречие с любой другой целью. По этой причине эгоизм в человеке часто противостоит совести, что и порождает внутреннюю борьбу, причем это противостояние не всегда понятно самому человеку, ибо эгоизм может имитировать голос совести. Вопрос о том, как отличить голос совести от голоса эгоизма, является одним из основных вопросов в психологии, философии, религии.Эгоизм блокирует развитие высших ступеней самосознания до тех пор, пока не возникнут необходимые внешние и внутренние условия. И в этом заключается его позитивное значение. Но если эгоизм в человеке полностью подавляет голос совести и начинает управлять изменением самосознания, получается то, что в XIX в. было названо дегенерацией, или вырождением. Понятие о вырождении впервые точно проанализировано и. объяснено Морелем, который писал: «Под вырождением следует разуметь патологическое уклонение от первоначального типа Вырождение заключает в себе такие наследственные элементы, что человек, пораженный им, становится все более неспособным исполнять свое назначение и что умственный прогресс (прогресс в развитии самосознания - прим. Р.И.), заторможенный уже в его личности, подвергается опасности и в лице его потомства»1. Почти у всех больных этого рода отсутствуют чувства нравственности и справедливости (т. е. заглушён голос совести). Для них не существует никакого закона, никакого приличия, никакого стыда. С величайшим спокойствием и самодовольством они совершают преступления и зазорные поступки, для того только, чтобы удовлетворить минутное влечение, каприз, и удивляются, что другие им не сочувствуют. Когда эти симптомы проявляются более явственно, тогда говорят о «нравственном помешательстве», «moral insanity» Модсли. Но есть и легкая степень этого патологического состояния, когда человек, хотя и не совершает уголовных преступлений, однако теоретически их оправдывает и философствует о том, что добро и зло, добродетель и порок - понятия совершенно произвольные, восхищается злодеями и их преступлениями, открывает в вульгарном и отталкивающем мнимые красоты и старается внушить сочувствие к проявлениям чисто животных инстинктов. Психологические источники нравственного помешательства во всех степенях его развития заключаются в сильно развитом эгоизме и непреодолимых влечениях, т. е. неспособности противиться внутреннему влечению, побуждающему совершить какое-нибудь действие. Это два главных признака вырождения. Важно отметить, что эти признаки выделены не в результате отвлеченных построений, а получены в процессе многолетних клинических наблюдений, свидетельствующих: там, где имеют место душевные болезни, обязательно присутствует гипертрофированный эгоизм. Об этом согласно пишут в своих работах Нордау, Морель, Шарко, Ломброзо, Модели, Колен, Лесег, Маньян, Легрен, Жиль де ля Туретт, Бине и др.2
-----------------------------
1 Цит. по: Нордау М. Вырождение / М. Нордау. - М.: Республика, 1995. - С.33-34.
2 Подробнее см.: Гирш В. Гениальность и вырождение / В. Гирш. - СПб., 2005; Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство / 4. Ломброзо. - Минск, 2000.
63

пока на этом остановлюсь чуть позже дополню.

@темы: Размшления

---

это потрясающе.

21.07.2010 в 14:59

Пишет  Мифическая личность:

Пишет  Diary best:
Пишет  Star falcon:
No arms, no legs. No worries!

Ник Войчич родился в 1982 году в Мельбурне (Австралия), без рук и без ног.
Врачи говорили, что он не доживет до следующего дня.
Сейчас ему 28, он получил два высших образования, научился все делать самостоятельно.
Сегодня Ник - всемирно известный бизнесмен и миллионер, обладает потрясающей психологической и духовной свободой, ездит по всему миру с выступлениями.

перевод

"Я научился плавать, набирать на компьютере 43 слова в минуту, самостоятельно чистить зубы. И продолжал молиться о чуде, прося Бога о руках и ногах. Но Бог не дал мне чуда. И тогда я понял, что именно в таком виде я являюсь чудом для других людей. Есть много людей с руками и ногами, но они инвалиды в разуме. /Ник Вуйчич/
Это было так круто... Я был на вершине водяной горки (в аквапарке), совершенно один. Все, кто был внизу горки, естественно, ждали – когда же спустится очередной человек? А вот и я! И они теряют голову. Они (реагируют) вот так (делает удивленную гримасу). А я вдобавок решил взглянуть на себя с видом, типа: «Что случилось?!» («куда подевались руки-ноги?») *зал смеется*.

Временами я смотрел на свою жизнь и думал: «Я не могу делать то» или «я не могу делать это»... Ты продолжаешь сосредоточиваться на вещах, которые хотел, чтобы у тебя были... или на тех штуках, которые ты хотел бы, чтоб с тобой не случались... Ты как бы забываешь о том, что у тебя на самом деле. И кажется, не было в моей жизни момента, когда я повторял: «Я хотел бы, чтобы у меня были руки и ноги!.. я хотел бы, чтобы у меня были руки и ноги!.. я хотел бы, чтобы у меня были руки и ноги!..» - потому что хотения и мечты не помогут. Но то, что я увидел, открыл для себя, -- это некоторые ключевые принципы. И первое, что я увидел-открыл – способность быть благодарным. Эх, ребята, как же трудно быть благодарным! Я должен сказать вам, что когда мне было восемь лет, я как бы подвел итог своей жизни и подумал: я никогда не женюсь, у меня никогда не будет работы, у меня никогда не будет жизни, полной смысла. Каким же мужем я могу стать, если я даже не могу держать свою жену за руку!..

-- Это ложь – думать, что вы недостаточно хороши. Это ложь – думать, что ты ничего не стоишь. (прыжок в бассейн с трамплина, водяная горка): «Холодрыга! Не чувствую рук!» *смеется*.

Я люблю жизнь. Столько людей приходят и спрашивают: «Почему ты так много улыбаешься?»
А я им в ответ: «... ну, это длинная история (смеется) ... но в то же время, история очень простая...».

Понимаете, иногда в жизни очень трудно улыбаться... – проходя через то, чего ты не знаешь и чего не понимаешь... и не знаешь, переживешь ли. Проходишь через бури своей жизни, и не знаешь, сколько эта буря продлится. И сегодня я хочу поделиться с вами открытиями, усвоенными из моей жизни, которые вы сможете использовать для себя. Быть терпеливым – красиво (поразительно). Знаете, это наисложнейшая штуковина. Но я понимаю, что, возможно, у меня нет рук, чтобы держать за руки жену... но когда наступит время, я буду способен держать ее сердце. И мне не нужны руки, чтобы держать ее сердце.

Страшно осознавать, сколько девушек страдают расстройством питания (анорексией, булемией).
Страшно знать, сколько людей злы на жизнь из-за домашних дел... злы на других.
Страшно, сколько же людей действительно верят, что они – ничто.
Каждая девушка до единой, присутствующая здесь и сейчас, я хочу, чтобы ты знала, что ты невероятно красива. Ты неотразима такой, какая ты есть. А вам, мальчики – “ну, ты, чувак – самый-самый” *легкий смех в зале*.

На этом видео я делюсь жизненным опытом – как мне удалось справиться с жизненными вызовами, трудностями и как я получил в жизни новую перспективу: быть благодарным, мечтать дерзко и по-большому, и никогда не сдаваться.
Я говорю с детьми, молодежью и взрослыми – о ключевых вещах и выводах, которые я использовал в своей жизни – которые дали мне силы преодолеть всё, что встречается на моем пути.

Последняя надпись: No arms. No legs. No worries.
Без рук. Без ног. Без забот (Без проблем)."

@темы: Люди

---

Моей любимой Алёнке.

Малышка, ты умница. Мне даже не пришлось будить тебя. Ты просто пошла и сама сняла контактные линзы. Это так важно! В первую очередь ты должна заботиться о своём здоровье. Всё остальное - дело поправимое, главное - береги себя. Мы с Элькой очень любим тебя. И пусть у Эльки пока преобладают потребительски интересы, всё равно ты для неё важнее всех на свете. Для меня тоже.

@темы: Личное

---

Это не потсаны. Это мужчины.

19.07.2010 в 20:15

Пишет  lexiff:

Обычные такие потсаны
Два солдата, которые проходят службу в мотострелковой бригаде Дальневосточного военного округа, дислоцированной на острове Сахалин, спасли жизнь двум детям. В 8 часов утра, рядовые Артем Крылов и Станислав Чагин заметили, что из под крыши одноэтажного деревянного жилого дома, расположенного рядом с воинской частью в поселке Анива, валит густой дым. Не раздумывая, товарищи по службе бросились на место пожара. Дверь была заперта, тогда солдаты разбили окно, проникли в жилое помещение, обнаружили в горящей комнате двух девочек 5 и 13 лет и на руках вытащили сначала младшую из них, а затем и старшую. Сейчас их жизни ничего не угрожает.

Их спасители - рядовые Артем Крылов и Станислав Чагин, призваны на военную службу осенью прошлого года. Артем из Удмуртии, Станислав из Кемеровской области. Командир подразделения подполковник Сергей Абрамовский отметил, что за время службы эти военнослужащие зарекомендовали себя с наилучшей стороны, являются добросовестными и исполнительными воинами.
Сейчас командование части готовит приказ о поощрении солдат, проявивших себя в экстремальной ситуации с самой лучшей стороны.

Мужики, чо.
А не свиристелки интернетовские.

@темы: новости

---

Колыбельная.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью...
Спи, дитя мое родное,
Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду —
Ты махнешь рукой...
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю...
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.

@темы: памяти теркского казачества

---

Заградотряд.

о фильме

Заградотряд

Другое название: Соло на минном поле


Режиссер: Валентин Донсков

Сценарист: Илья Авраменко

Оператор: Виктор Шестоперов

Композитор: Вячеслав Осьминин

Художники: Евгений Матюненко, Олег Смаровский

Продюсер: Евгений Зобов

Производство: ЗАО «Народное кино»

Год: 2010

Cерий: 4

Актеры: Евгений Ткачук, Даниил Воробьев, Андрей Гусев, Андрей Смелов, Равиль Султанов, Игорь Теплов, Антон Эльдаров, Павел Яскевич, Фёдор Добронравов, Анатолий Кот, Григорий Добрыгин, Дарья Повереннова, Дмитрий Исаев, Надежда Горелова, Елена Старостина (III), Виктор Маркин (II), Юрий Павлов, Борис Домнин, Сергей Бачурский, Николай Сирин, Константин Богданов, Денис Курочка, Александр Макаров, Алексей Агрызков, Олег Ароян, Таис Маликов, Сюзанна Акежева, Михаил Георгиу, Артем Фадеев, Марк Мысков, Руслан Бедляев, Дарья Ваняева, Эдина Венгер, Сергей Лебедев

полный список актёров

Фильм повествует о трагической судьбе молодого разведчика Павла Потемкина, судьба которого неожиданно меняется и его зачисляют бойцом заградотряда, где Пашка формулирует понятие заградотряда.
Заградотряд – это те, кто загрождают собой других. Во время одного из сражений, отбивая одну атаку за другой, бойцы заградотряда узнают, что за линией фронта умирает брошенный на произвол судьбы детский дом… Жертвуя собой, задерживая немцев, взрываясь на минах, чтобы обозначить путь детям, гибнут один за другим бойцы заградотряда.

Теперь впечатления - руки оторвать. Это какой же скотиной нужно быть, чтобы такое снять!? Бойцы Красной Армии бегут как в песне Леонтьева "А все бегут, бегут..." Знают, что позади заградотряд - всё равно бегут. Бегут непрерывно. Дезертиров полные леса. А тех, кто не бежит, как например доблестные разведчики, тех обязательно расстреляет злобный комиссар. Чтобы не выделялись на фоне прочих наверное... Короче, если ваш прадед-фронтовик не служил в загранотряде, значит он либо дезертир,, либо предатель, либо трус. Зато если служил - тогда да, тогда герой. И они по своим не стреляют, нет. Это надо так. Это свои в них стреляют. А они хорошие. Им всех жалко. Пристрелит бывало заградник красноармейца, сядет на тело, а у самого слёзы из глаз, так ему солдатика жалко.
Выбесил меня этот фильм. До предела просто.

---

Вторые.

о фильме

режиссер: Александр Даруга

Сценаристы: Алексей Тимошкин, Александр Даруга

Оператор: Анатолий Сахно

Композиторы: Андрей Комаров (III), Анита (Анна) Цой

Художник: Ираида Шульц

Продюсер: Ольга Авдеева

Производство: "Телеостров"

Год: 2010

Премьера: 24 марта 2010 (Украина), 8 мая 2010 (РТР, Россия)

Cерий: 8

Актеры: Владимир Стеклов, Игорь Лагутин, Анатолий Пашинин, Алексей Воробьев, Александр Сирин, Сергей Удовик, Дмитрий Муляр, Кирилл Гребенщиков, Нина Гусева, Сергей Греков, Александр Пашутин, Владимир Зайцев, Максим Литовченко, Максим Лагашкин, Александр Робак, Сергей Чирков, Алексей Даруга, Михаил Левченко, Ольга Стрелецкая, Алексей Маслов, Евгений Мундум, Максим Дрозд, Александр Баширов, Елена Казаринова, Владимир Гусев (II), Сергей Багиров

полный список актёров

Жанр: военный фильм, драма

Август 1941 года. Немецкие войска в трёхстах километрах от Москвы. На одном из маршрутов следования первых лиц государства сотрудники Четвёртого управления НКВД обезвреживают группу немецких диверсантов, целью которой являлось физическое устранение Сталина. В момент задержания группы, диверсанты применяют неизвестное оружие «панцеркнакке», по силе действия схожее с реактивным снарядом. При задержании одному из диверсантов удается уйти, двое других – убиты, стрелявшего удалось задержать, но оружие взорвалось в момент выстрела. Как немецким диверсантам удалось так близко подойти к секретной информации о маршрутах передвижения первых лиц государства? Где находится школа подготовки диверсионной группы? Для этой цели формируется две группы. Первая должна тайно пройти по тылам противника и выйти в указанный, взятым в плен диверсантом, адрес. О существовании этой группы знают только двое - Мирзоев и Алёхин. А задание Второй группы – двигаясь по тылам противника, действовать так, чтобы отвлекать внимание немецкой разведки от группы Первых.

Впечатления от просмотра.
Ляпов много. Нет, их МНОГО. Не ищите исторической точности - она мягко говоря условна.
А фильм замечательный. Уголовники мегахаризматичны. Впрочем, насколько я слышал, все матёрые зеки умеют произвести положительное впечатление, если нужно. Чиж - вне конкуренции. Игра на уровне Константина Райкина. Вообще чувствуется игра актёров. Все выложились и сыграли весьма достойно.

@темы: фильмы

---

А как вы хотели? Свобода.

16.07.2010 в 14:03

Пишет  TrashTank:

Змий в своем репертуаре

09.07.2010 в 17:13

Пишет  Змей:
Пропаганда толерантности в российских сериалах

Как и во всем мире, отношения между коренным населением и «понаехавшими» в России сложны и неоднозначны. Развал СССР вверг часть его бывших республик в нищету и хаос. Миллионы людей, многие из которых еще недавно, под вопли о независимости, изгоняли и резали русское население, отправились в Россию на заработки. Одни трудятся на непрестижных работах, подвергаясь бесчеловечной эксплуатации хозяев и постоянным поборам ментов, другие торгуют наркотиками и пополняют ряды иного криминала. Доля этнической преступности в стране растет и по некоторым видам «понаехавшие» уже опередили местных. Часто жертвами становятся аборигены, но еще чаще приезжие убивают и грабят друг друга: боящийся обратиться в милицию нелегал – добыча легкая и питательная.

Кремль приветствует миграцию, наращивая ежегодные квоты ввоза гастарбайтеров, а в нынешнем году для вида сократив их, одновременно провел через Думу закон, позволяющий ввоз иностранной рабочей силы сверх квот. Одновременно всячески поощряется ускоренное получение приезжими российского гражданства – с недавних пор даже без знания русского языка.

Кроме сиюминутной экономии на зарплате, социалке и охране труда, тут есть и долговременный политический расчет: неприхотливыми, малограмотными и оторванными от корней людьми удобнее управлять, их можно использовать в качестве штрейкбрехеров, а в перспективе - и карателей.

Плоды такой политики известны. В криминальных разборках, от наркоты и несоблюдения правил техники безопасности каждый год гибнут десятки тысяч своих и чужих. На обочине процесса копошатся «русские фашисты», за последние 20 лет убившие немногим больше сотни студентов, дворников и случайных прохожих, примерно столько же собственных собутыльников, но ни одного криминального авторитета, или хотя бы рядового наркодилера.

Эпизоды нового Великого переселения народов нашли свое отражение во множестве криминальных публикаций, в книгах, и конечно на кино и телеэкране. Из режиссеров первым затронул проблему Алексей Балабанов. В его фильмах есть жестокие и подлые чеченские бандиты («Брат», «Война») и ни чем не лучшие, но любящие побазарить под водочку «за патриотизм» и поругать «черных» русские бандюганы («Брат», «Брат-2», «Война»). Есть наглые мусора, глумящиеся над безответной продавщицей шавермы («Мне не больно») и столь же наглые мелкокриминальные кавказцы, издевающиеся над трамвайным контролером («Брат»).

Это жизнь, но кроме нее имеются и телесериалы. И вот в них-то происходящее подается исключительно в кривом зеркале. Поскольку на всех телеканалах у самых разных режиссеров кривизна зеркала выходит одинаковая, есть все основания считать, что этот параметр задан с самого верха. Подозреваю прямо из главного кабинета страны, обитающий в котором суровый чекист прослезился на просмотре душековырятельного капустника Никиты Михалкова о невинно обвиненном в убийстве чеченском мальчике.

Результат получился потрясающий. Этническая преступность в телесериалах отсутствует напрочь. В крайнем случае, появляются комические персонажи, типа южной семейки автомобильных воришек. Муж пытается угнать тачку, а когда его ловят менты, оправдывается, что не имел иной возможности увести супругу в роддом. В разгар объяснения у тетки отваливается привязанная к животу подушка, а зрители добродушно хихикают над забавными недотепами.

В сериале «Тайная стража-2» романтический азербайджанский джигит не слушает уважаемых аксакалов из своей диаспоры и немножко убивает, но ему нужно сочувствовать. Джигит не наркобарон и не рэкетир, а благородный мститель: проклятые «фашисты» зверски расправились с его младшим братом.

Из лиц неславянской национальности разрешено разоблачать разве что чеченских боевиков, но их строго указано уравновешивать «хорошими» соплеменниками, и вообще не обострять проблему. Но и это не всегда помогает. Показ сериала «Откричат журавли» о любви чеченской девушки и русского лейтенанта была запрещен по требованию министра печати и информации Чечни Шамсаила Саралиева и уполномоченного по правам чеченского человека Нурди Нухажиева. В ленте всего лишь осторожно критиковался патриархальный папа главной героини, который наряду с дубоватыми российскими командирами мешал счастью возлюбленных, но в Грозном все равно обиделись. Кадры, в которых представительницу избранного народа трогает руками грязная русская свинья, оскорбили кадыровцев до глубины души.

Мини-сериал «Честь имею», проплаченный бывшим охранником Путина, милицейским замполитом Романом Цеповым-Бейлинсоном, на экран выпустили, но только после того как оттуда вырезали сцены с освобождением русских рабов, захваченных чеченцами. Вместо этого появился не имеющий ни малейшего отношения к сюжету эпизод, в котором героический капитан-десантник спасает одухотворенного чеченского музыканта от шайки скинхедов.

Отправившись на тот свет, отравленный бывшими соратниками, Цепов так и не узнал, как отлилось толерантное воспитание его любимой дочери Даше. По информации газеты «Наша Версия на Неве», не успев достигнуть совершеннолетия, барышня сбежала в Объединенные Арабские Эмираты с суданским негром, и уже который год не звонит маме, поскольку муж не позволяет. Вместо этого в Питер периодически приезжают мрачного вида граждане с доверенностью на получение дашиных капиталов, унаследованных от папы. Теперь ими распоряжаются горячий супруг и его многочисленные родственники.

Уменьшая крокодила этнического криминала до безобидной ящерки, варщики телевизионного мыла проделывают обратную манипуляцию с клопом русского фашизма. Его превращают в свирепого Змея Горыныча, связанного с зарубежными спецслужбами и международным исламским терроризмом одновременно.

Действующая в сериале «Телохранитель-2» бритоголовая «Белая бригада» под руководством загадочного субъекта, похожего одновременно на иностранного шпиона и отечественного мафиози свирепо расправляется с невинными гастарбайтерами.

В сериале «Детективы» русский уголовник и русская алкоголичка лишаются по суду родительских прав. Их сын Саша попадает в детский дом, его усыновляет пьющая русская рыночная торговка, мальчик начинает подворовывать, и однажды лезет в карман богатому цыгану. Тот проникается сочувствием к несчастному воришке, выкупает его у непутевой приемной матери, переименовывает в Руслана и воспитывает как родного. Откинувшийся с зоны родной папашка и обещавшая бросить пить мамашка похищают Сашу-Руслана, но тот сбегает и возвращается в новую семью.

В «Знаках судьбы» незаконный сын бизнесмена убивает и грабит пьяного папашу, а потом вместе со своей бабушкой домработницей покойного – тетей Тоней, пытается свалить преступление на садовника – влюбленного в хозяйскую дочь безответного глухонемого гастарбайтера Фарида. Однако сыщики, используя новейшие методы хиромантии, разоблачают престарелую нацистку и теперь семейному счастью Фарида с богатой наследницей ничего не мешает!"

В «Часе Волкова» ветераны спецназа, руководящие молодежным военно-патриотическим клубом «Черномор», по заданию главарей оппозиции бывшей советской республики Турбекистан похищают дочку прокремлевского президента. Они хотят сорвать подписание крупного российско-турбекского контракта и свергнуть деморализованного главу государства.

Создатели «Тайной стражи-2», оказались ещё изобретательнее. У них воевавший на стороне чеченцев украинский спецназовец под видом российского офицера в отставке и при поддержке русского писателя-патриота становится директором детского дома и создает из своих воспитанников фашистский орден Андреанитов (назван в честь младшего брата Александра Невского, князя Андрея Ярославовича, неудачно воевавшего в 1252 году с Золотой Ордой). Андреаниты громят рынки, убивают активистов мирного азербайджанского культурного центра, но трусливо сбегают, получив отпор.

Агент британской разведки и одновременно представитель объединения европейских неонацистов Дэвид Коуч вербует главного андреанита. Коварный британец и его помощники - сербские террористы Вук и Радован - хотят, чтобы детдомовцы взорвали мусульманские святыни в Мекке, вызвав тем самым войну между исламским миром и Россией. Между делом, оборотень-директор спрашивает: чего это жителям некоторых бурно требовавших независимости и терроризировавших русских сограждан, дома не сидится? Ответить ему никто не может, но зато зрителям дают понять: каждый, кто только заикается о подобном - будущий пособник иностранных разведок и чекисты его обязательно замочат! Предварительно дав уехать коварному мистеру Коучу, который, как и положено гордому британцу, недосягаем для русских унтерменшей.

Образы сотрудников ФСБ авторы этого параноидального бреда ненавязчиво позаимствовали из боевиков покойного питерского писателя Дмитрия Черкасова, который придерживался совершенно противоположных взглядов. В своих книгах Дима постоянно разоблачал этническую преступность, а сербов, НБП и некоторые националистические организации описывал с симпатией. Неудивительно, что даже привычные ко всему высшие силы не потерпели такого свинства. Вскоре после начала мирового финансового кризиса мародерская студия вылетела в трубу, а продюсер «Тайной стражи-2» отправился прямиком в пекло.

На сегодняшний день рекорд толерантности поставлен в нескольких сериях «Адвоката». В одной из них мужественный правозащитник противостоит звероподобному населению провинциального городка, которое пытается свалить на армянского студента изнасилование и убийство девушки. Само собой юноша оказывается невиновен – барышню убили трое подонков во главе с племянником мэра-ксенофоба.

В другой серии к адвокату приходит персонаж, заявляющий, что обратился к нему, как к честному и русскому человеку. Сразу становится понятным, что именно этот тип во всем и виноват. Так и выходит: подозрительный посетитель попросил защищать своего шофера, который поджёг дом с мирными таджикскими беженцами, мстя за свою девушку, которую таджики подсадили на героин. Адвокат разъясняет, что национальный вопрос для него не важен, но соглашается и приходит к маме водилы. Жирная уродливая фашистствующая тетка обличает «чурок», но признается, что погибшая девушка не невеста его сына, а дающая всем поселковая шлюха. Адвокат объясняет, что «чурки» - плохое слово, и идет к таджикам. Те кидаются на него с криками «Русским языком говорим – не отдадим наша земля!» и бьют лопатой по толерантной физиономии...

Как и ожидалось, поджог организовал босс арестованного шофера, желающий выгнать таджиков с родной земли и построить коттедж для другого барыги. Негодяй пытается сбежать, но прозревшая мать водителя задерживает его, лупит сумочкой по нацистской роже и сдаёт ментам. Таджики бурно аплодируют. «Прекратите беспорядок!» – орёт судья. «Ми нэ тибе хлопаим, ми адвакату хлопаим!» – снисходительно поясняет главный таджик и усиливает овации. Польщенный признательностью благородных землевладельцев, побитый адвокат присоединяется и скромно хлопает сам себе. Вопросы о принадлежности земли и торговле наркотиками остаются за кадром, но в следующей серии их распространяет сугубо славянского вида мафиози.

По части пропаганды политкорректности российское телемыло уже обогнало американское с его обязательным хорошим черным полицейским, но еще не достигло европейской вершины в лице «Ямакаси» Люка Бессона. Там благородные арабо-африкано-азиатские воры непринужденно обчищают квартиры фашиствующих белых парижан, а когда бездушная расистская полиция прижимает их к стенке, на помощь приходит единственный честный полицай, случайно оказавшийся этническим алжирцем.

Думаю нашим мастерам культуры надо срочно снять, что-то подобное с поправкой на российские нацменьшинства, не забыв самое гордое. Тогда они имеют шанс удостоиться благосклонности не только Владимира Путина, но и более важных персон. Например, предводителя этого меньшинства Рамзана Кадырова и московского смотрящего от самого гордого на планете народа Асланбека Дудаева (Владислава Суркова). А также ответственных за гранты чиновничков западных оплотов мировой толерантности, и высоких членов жюри престижных международных кинофестивалей. Кто-нибудь да обязательно оценит!

www.apn.ru/publications/article22983.htm

@темы: самосознание значит...

---

Моей милой Алёнке.

Люблю видеть как ты улыбаешься. Люблю чувствовать, что ты довольна. Мне нравится радовать тебя.
Но шоппинг я всё равно не люблю.

@темы: Личное

---

Это не исчезло, не ушло. Всё равно это с нами. Нужно только напоминать, учить.

16.07.2010 в 15:51

Пишет  TrashTank:

КАК МЫ ПОБЕДИЛИ
Отрывки из книги Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо».

Нет ничего прекраснее на свете,
А было в жизни всяко у меня,
Чем заслонить товарища от смерти
И вынести его из под огня…


На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей. «Не женская это доля – убивать», – скажет одна из героинь этой книги, вместив сюда весь ужас и всю жестокую необходимость случившегося. То была величайшая жертва, принесенная ими на алтарь Победы.

Они пошли, потому что «мы и Родина – для нас это было одно и то же» (К.С. Тихонович, зенитчица). Их пустили на фронт, потому что на весы истории было брошено: быть или не быть народу, стране? Так стоял вопрос. Если не забывать войну, появляется много ненависти. А если войну забывают, начинается новая.

Война меняла их. Война формировала, потому что застала в возрасте складывания характера, взгляда на жизнь. Война заставляла их многое увидеть, многое из того, что лучше бы человеку вообще не видеть, тем более женщине. Война заставляла о многом подумать. О добре и зле, например. О жизни и смерти. О тех вопросах, на которые человек научается отвечать в какой-то мере, прожив жизнь. А они только начинали жить. И уже должны были отвечать на эти вопросы…

партизанка-подпольщица Мария Матусевич:
«Выведут молодых мужчин с хаты и у порога стреляют. У нас двоих соседских хлопцев так положили. Возле хаты, у самого порога… Я была комсомолка и не могла сидеть сложа руки. Листовки разносила, сведения собирала. И всё с ребенком на руках. Две головы несла немцам. Сколько слез моих было? Река. Сыночек погиб. Без меня погиб, но по моей вине – я в партизанах была. Их с мамой сожгли. Я прибежала к нашей хате… Земля еще теплая была… Одно я нашла – граммочку костной золы… Я ее уже знала… После войны, когда родила снова мальчика, молила Бога, чтобы я его успела вырастить, чтобы он меня своими ручками обнял и узнал, что я его мама».

партизанка Вера Одинец:
«И такая ненависть, и такая ненависть. Мы же видели, что они творили на нашей земле. В сердце была только ненависть. Я столько крови и трупов видела на дорогах. Я видела, как на глазах у матери убивали ребенка. По мертвым уже не голосили…»



санинструктор Софья Дубнякова:
«Я до сих помню своего первого раненого. Лицо помню… У него был открытый перелом средней трети бедра. Представляете, торчит кость, осколочное ранение, всё вывернуто. Когда я к нему подползла и вот это увидела, мне стало плохо, меня затошнило. И вдруг слышу: «Сестричка, попей водички». Это мне раненый говорит. Я эту картину как сейчас помню. Как он это сказал, я опомнилась. «Ах, думаю, чертова тургеневская барышня. Раненый умирает, а ее, нежное создание, затошнило…» Я развернула индивидуальный пакет, закрыла им рану, и мне стало легче, и я оказала, как надо, помощь».

санинструктор танкового батальона Нина Вишневская:
«Скоро немец подошел совсем близко к городу, где-то километрах в десяти был. Мы с девчонками побежали в военкомат – надо идти защищать, никто другой за нас не пойдет. <...> Санинструкторы в танковых частях гибли быстро. Для нас место в танке не предусмотрено, вцепишься поверх брони, и только об одном мысль, чтоб не затянуло ноги в гусеницы. И надо следить, где танк загорится. Туда бежать, ползти… <...>
Шура Киселева, она у нас самая красивая была, сгорела. Она прятала тяжелораненых в скирдах, начался обстрел, солома загорелась. Шура могла сама спастись, но для этого надо было бросить раненых – из них никто не мог двигаться. Раненые сгорели… и Шура вместе с ними… <...>
Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой. Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского. Она его любила. И он остался жить. <...>
…разыскала Ваню Позднякова. Мы думали, он погиб, а он, оказывается, жив. Его танк, он был командиром танка, два немецких танка под Прохоровкой уничтожил, и его подожгли. Экипаж погиб, один Ваня остался – без глаз, весь обожженный. <...> Я у него спросила: «последнее, что ты видел – это прохоровское поле, танковый бой… Что ты вспоминаешь о том дне?» И знаете, что он мне ответил: «Об одном только жалею, что рано дал команду экипажу покинуть машину. Все равно ребята погибли, а мы могли бы еще один немецкий танк подбить…» Это единственное, о чем он жалеет до сих пор!».

связистка зенитной части Валентина Чудаева:
«…каждый человек хочет жить, в каждом таится страх смерти, но есть такие моменты, когда ты не ощущаешь, есть страх или нет. Ты видишь, что в твой дом пришел враг, и тогда ты побеждаешь свой страх. <...>
Еще их интересовало, вышла ли я замуж после войны. Почему-то они думали, что нет. Я им в тон отвечаю: все трофеи везли с войны, а я мужа везла. Есть у меня дочка, теперь внуки растут. Конечно, я хотела больше детей, но не было ни здоровья, ни сил, ни средств… ».

Младший лейтенант танковых войск А.Л. Бойко:
«…жили мы с мужем на Крайнем Севере… Муж работал шофером, я – контролером. Как только началась война, мы оба попросились на фронт. Нам отказали. <...> Тогда мы послали телеграмму на имя товарища Сталина, что вносим 50 тысяч рублей на строительство танка и желаем вдвоем идти на фронт. Нам пришла благодарность от правительства и в 1943 году нас с мужем направили в ЧТТУ, которое мы окончили экстерном. <...> Командование решило назначить меня командиром ИСУ-122, а мужа – старшим механиком водителем. И так мы прошли всю войну. Освобождали Прибалтику, Польшу, Чехословакию, Германию. Оба были ранены и награждены…».



Санинструктор стрелковой роты Ольга Омельченко:
«…в этом бою, когда на нас пошли танки, двое струсили. Погибло много наших товарищей. Раненые попали в плен, которых я тащила в воронку. За ними должна была прийти машина… А когда эти двое струсили, началась паника. Цепь дрогнула, побежала. Раненых оставили. Мы пришли потом на место, где они лежали, кто с выколотыми глазами, кто с животом распоротым. К нашим раненым фашисты не имели жалости… Я, как об этом узнала, как это увидела, за ночь черная сделалась. Утром построили весь батальон, вывели этих трусов, поставили вперед. Зачитали, что расстрел им. И надо семь человек, чтобы привести приговор в исполнение…Три человека вышли, остальные стоят. Я взяла автомат и вышла. Как я вышла, все за мной.. Нельзя было их простить. Из-за них такие смелые ребята погибли. Самые лучшие погибли...»

Санинструкторы кавалерийского эскадрона Ольга и Зинаида Корж, дочери командира бригады Героя Советского Союза Василия Захаровича Коржа:
«Женщина на войне… Это что-то такое, о чем еще нет человеческих слов. Если мужчины видели женщину на передовой, у них лица другими становились, даже звук женского голоса их преображал. <...>
Я помню, очень боялась, что если меня убьют, то я буду некрасиво выглядеть… Я видела много убитых девочек… Мне не хотелось так умереть. Другой раз прячешься от обстрела и не столько думаешь, чтобы тебя не убило, как прячешь лицо, чтобы не изуродовало. Мне кажется, все наши девчонки так думали. А мужчины над нами смеялись, им это казалось забавным. <...>
А когда я в госпитале лежала, там лежал молодой красивый парень. Танкист. Миша… Ему обе ноги ампутировали, правую руку, одна левая осталась. Этого Мишу на руках носили. И он не унывал. Он так хотел жить. Ему только девятнадцать лет было, он совсем еще не жил. Не помню, имел ли он кого из родных, но он знал, что в беде его не оставят, он верил, что его не забудут. <...>
…я веду раненого и вдруг вижу: два немца из-за танкетки выходят. Танкетку подбили, а они, видно, успели выскочить. Она секунда, если бы я не успела очередь дать, они бы меня с раненым расстреляли. Один, помню, такой красивый, молодой немец. Было жалко, хотя это был фашист. <...>
… мы заняли какую-то деревню, и там был оставлен немецкий госпиталь. Первое, что я увидела: во дворе вырыта большая яма, и часть больных лежит расстрелянная – перед уходом немцы сами расстреляли своих раненых. Только одна палата осталась, до этих, видно, не дошли, не успели, а может, потому их бросили, что они все были без ног. Когда мы вошли к ним в палату, они с ненавистью смотрели на нас: видно, думали, что мы пришли их убивать. Переводчик сказал, что мы раненых не убиваем, а лечим. Тогда один даже стал требовать: мол, они три дня ничего не ели, их три дня не перевязывали… Я посмотрела – действительно, это был ужас. Их давно не смотрел врач. Раны загноились, бинты вросли в тело. <...>
Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую – кровь, я индивидуальный пакет сложила, да туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда – в ягодицу. В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать, признаться… Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло. <...>
После войны хотелось скорее забыть войну. Но не все могли сразу перестроиться. Нам с сестрой отец помог. Он был мудрый человек. Он взял наши медали, ордена, благодарности, спрятал и говорит:
– Была война, воевали. А теперь забудьте. То была война, а сейчас другое надо. Туфельки наденьте. Вы у меня красивые… Надо учиться, надо замуж выходить…<...>
Нам всем казалось, что после войны, после такого человеческого страдания, моря слез будет прекрасная жизнь. Нам казалось, что все люди будут очень добрые, будут любить друг друга… Ведь у всех было такое великое горе. Оно нас братьями, сестрами сделало! Как мы ждали этот день… День Победы. И он действительно был прекрасен. Даже природа почувствовала, что в человеческих душах творилось. Но люди? Когда я сейчас вижу злых людей, вижу эгоистов, которые только для себя живут, я не могу понять: как же это случилось, как это произошло?».

Тамара Михайловна Степанова, сержант, снайпер:
«Мужчина, он мог вынести. Он все-таки мужчина. А вот как женщина могла, я сама не знаю. Я теперь, как только вспомню, то меня ужас охватывает, а тогда все могла: и спать рядом с убитым, и сама стреляла, и кровь видела, очень помню, что на снегу запах крови как-то особенно сильный».



Светлана Николаевна Любич, сандружинница:
«Я училась в восьмом классе, но до конца года не дотянула. Убежала на фронт. Все девчонки на санпоезде моего возраста были. И вот меня зовет раненый: Сестричка, утку! Я протягиваю ему утку и вижу, что он ее не берет. Смотрю: у него нет рук. В мозгу где-то пронеслось, как-то я сообразила, что надо делать, но несколько минут стояла и не знала, как быть. Вы меня понимаете? Я должна была помочь… А я не знала, что то такое, я еще этого не видела. Этому даже на курсах нас не учили…»

Александра Иосифовна Мишутина, санитарка:
«Там горы нашей бабьей работы. Чтобы солдат хорошо воевал, его надо одеть, обуть, накормить, обстирать, иначе это будет плохой солдат. Армия шла впереди, а за ней «второй фронт» – прачки, хлебопеки, повара. Они не осознают того, что совершили. Живут с убеждением, что были у них «негероические» должности. Мол, и на войне занимались тем, что испокон веков женщина делать должна. Только без них, великих тружениц войны, Победы бы не было».

Александра Семеновна Масаковская, рядовая, повар:
«Я не стреляла. Кашу солдатам варила. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп. Тягала котлы, баки. Тяжелые-тяжелые… Придут солдатики с передовой, отдых им дадут. Бедненькие, все грязные, измученные, ноги, руки – все обмороженное. Особенно боялись морозов узбеки, таджики. У них же солнце, тепло, а тут 30-40 градусов мороза. Не может отогреться, кормишь его. Он сам ложки не поднесет ко рту».

Мария Степановна Детко, рядовая, прачка:
«Через всю войну стирала. Белье привезут. Оно такое заношенное, черное, завшивленное. Халаты белые, ну эти, маскировочные. Они в крови, не белые, а красные. Гимнастерка без рукава, и дырка на всю грудь, штаны без штанины. Слезами отмываешь и слезами полощешь. И горы, горы этого белья. Как вспомню, руки и теперь болят. Я часто во сне вижу, как оно было. Так словами не расскажешь…».

Мария Семеновна Кулакова, рядовая, пекарь:
«Труд очень тяжелый. У нас было восемь железных печей. Приезжаем в разрушенный поселок или город, ставим их. Поставили печи, надо дрова, двадцать-тридцать ведер воды, пять мешков муки. Восемнадцатилетние девчонки, мы таскали мешки с мукой по семьдесят килограммов. Ухватимся вдвоем и несем. Или сорок булок хлеба на носилки положат. Я, например, не могла поднять. День и ночь у печи, день и ночь. Одни корыта замесим, другие уже надо. Бомбят, а мы хлеб печем…».

Зоя Лукьяновна Вержбицкая, командир отделения строительного батальона:
«Строили железные дороги, мосты понтонные, землянки. Фронт был рядом. Копали землю ночью, чтобы нас не заметили. Лес валили. В основном девчонки у меня в отделении, все молоденькие. Мужчин несколько – те, кто не строевые. Дерево как выносили? Беремся все за это дерево и несем. Одно дерево целым отделением. Там кровавые мозоли были…»



Мария Алексеевна Ремнева, офицер полковой почты:
«К началу войны мне было девятнадцать лет/ В октябре сорок первого нас, комсомольцев, послали строить автодорогу. Когда мы вернулись с трудфронта, нас мобилизовали. Я была направлена в школу связи в Горький на курсы почтовых работников. Окончив курсы, попала в действующую армию – в шестидесятую стрелковую дивизию.
Своими глазами видела, как люди плакали, целовали конверты, получив письмо на передовой. У многих родные погибли или жили на территории, захваченной врагом. Не могли написать. Тогда мы писали письма от Незнакомой: „Дорогой солдат, пишет тебе Незнакомая девушка, Как ты бьешь врага? Когда вернешься с Победой?“ Ночами сидели и писали. Я за войну сотни таких писем написала…».

Валентина Кузьминична Братчикова-Борщевская, лейтенант, замполит полевого прачечного отряда:
«Первого мая я вышла замуж, а двадцать второго июня началась война. Помню, как налетели первые немецкие самолеты. Мне дали задание – организовать курсы медсестер. К концу сорок первого года я сама принимала экзамены на этих курсах, потому что врачи ушли на фронт.
Выдала документы и тоже попросилась на фронт. Направили под Сталинград, в армейские полевой госпиталь. Оказалась среди девчонок самая старшая. Соне Удруговой, мы и сейчас с ней дружим, тогда было шестнадцать лет, она окончила только девять классов – и вот эти медицинские курсы.
На Курской дуге меня перевели из госпиталя в полевой прачечный отряд замполитом. <...>
Работали очень тяжело. Вот мы приходим, дают нам одну какую-нибудь хату, дом или землянку. Мы стираем там белье, прежде чем сушить, пропитываем его мылом „К“, для того чтобы не было вшей. Был дуст, но дуст не помогал, пользовались мылом „К“, очень вонючее, запах ужасный. Там, в этом помещении, где стираем мы и сушим это белье, и тут же мы спим. Давали нам двадцать-двадцать пять граммов мыла – на одного солдата постирать белье. А оно черное, как земля. И у многих девушек от стирки, от тяжестей, от напряжения были грыжи, экземы рук от мыла „К“, слазили ногти, думали, что никогда не смогут они расти. Но все равно день-два отдохнут – и нужно было опять стирать. <...>
Были умные командиры, те издавали приказ и зачисляли прачек рядовыми. Но не все так догадывались сделать. И получилось, что имеют женщины медали, ордена, всю войну прошли, а ветеранами войны не считаются. Пишу по начальству, доказываю. Один большой чин меня слушать не захотел: „Я думал, вы за заслуженного фронтовика хлопочете, а вы за какую-то прачку“. Я ему говорю: „Не постирай вам жена хотя бы неделю и не вари обеды, посмотрела бы я на вас“».



Елена Ивановна Бабина, санитарка и боец ВОХР:
«Как раз я окончила семь классов и устроилась санитаркой в военный госпиталь, учиться дальше мне не пришлось. Я еще не видела человеческой крови, и в госпитале мне было очень трудно и страшно. Я была моложе всех, мне только шестнадцать лет исполнилось, и все смотрели на меня, чтобы я не упала в обморок. <...>
Когда в сорок третьем году освободили Воронеж, я пошла в военизированную охрану. Я узнала многих девушек-бойцов, все они были молодые 18-20 лет. И все были красивые, никогда я столько красивых девчат не видела.
Через два дня после того, как мы узнали, что кончилась война, у нас было собрание в красном уголке. Выступил на нем начальник охраны товарищ Наумов.
– Дорогие мои бойцы, – сказал он, – война кончилась. Но вчера я получил приказ, что на Западную дорогу требуются бойцы военизированной охраны. Да, девушки, там бендеровцы. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. Кто хочет поехать, прошу подать заявление начальнику караула. Поедут добровольцы.
Мы вернулись в казарму, и каждая легла на свою койку. Стало тихо-тихо. Никому не хотелось уезжать далеко от родных мест, прощаться с родителями. И никому не хотелось умирать после войны. А все мы знали, что такое бендеровцы. <...>
Город мне не понравился – маленький и страшный, каждый день играла музыка и кого-нибудь хоронили: то милиционера, то коммуниста, то комсомольца. В Воронеже идешь на пост и не боишься, а тут гляди в оба. Опять мы увидели смерть. Это было самое страшное – хоронить людей, когда война кончилась. И этим людям по семнадцать, двадцать лет… Там я совсем забыла, что такое шутить и улыбаться. <...>
Я ненавижу само слово „война“. Она забрала у меня радость жизни, хотя я и осталась живая. Внуки у меня спрашивают: „Бабушка, почему ты мало улыбаешься?“ Я знаю: им со мной невесело, но ничего поделать с собой не могу…».

Антонина Мироновна Ленкова, автослесарь сорок четвертой автобронетанковой полевой мастерской.
«Двадцать третьего июня я пошла в станицу Боковскую в райвоенкомат. Сказали коротко и жестоко:
– Детей на фронт не берем. Комсомолка? Вот и прекрасно. Организуй помощь колхозу.
Лопатили хлеб, чтобы не перегорел в буртах. Потом убирали овощи. Мозоли на руках стали твердыми, губы потрескались, лицо покрылось степным загаром. <...>
Трактористы были нужны колхозу позарез. Тракторы стояли, занесенные снегом. Мы откапывали их, разбирали, обжигая руки о металл, оставляя на нем куски кожи. Проржавевшие, туго затянутые болты казались приваренными. <...>
Работалось трудно. Спали часа три-четыре в сутки. Подолгу разогревали моторы в нарушение всех правил – открытым огнем. Смазочные материалы и горючее – по нормам военного времени. За каждую каплю отвечаешь головой, так же как и за расплавленный подшипник. <...>
Мой рабочий день целиком зависел от трактора: пока он работал, я с него не слезала. С таким коленчатым валом он обычно работал сутки, иногда часов тридцать. Потом нужно было делать перетяжку шатунных подшипников. В тот день часа три-четыре можно было поспать… <...>
А потом было счастье: нашлась наша мама. За исключительную честность ее назначили распределять продукты между госпиталями блокадного Ленинграда. А в феврале сорок второго ее вывезли по ледовой Дороге Жизни, умирающую от голода… Я всю жизнь об этом помнила. И мои дети тоже. <...>
В райкоме все прошло гладко, а в военкомате пришлось повоевать. Из-за возраста, из-за зрения. Когда речь зашла о неполных семнадцати, я обозвала военкома бюрократом и объявила голодовку. <...>
Никогда не представляла себе, что армия – такое огромное и сложное хозяйство, что от переднего края далеко вглубь тянутся нескончаемые связи и каждое звено должно работать безотказно. Как воздух, фронту были нужны машины. Фронтовые водители совершали чудеса на своих видавших виды машинах. Они привозили их в нашу мастерскую в таком виде, что сами удивлялись: как она шла?
Мы были заводом на колесах. На машинах, их звали летучки, – станки: фрезерные, расточные, шлифовальные, токарные; электростанция, заливка, вулканизация. На станках работали по два человека. Каждый по двенадцать часов без единой минуты передышки. На обед, ужин, завтрак подменял напарник. Если подхода очередь кому-то идти в наряд, значит, оставшийся работал двадцать четыре часа. Труднее всего было на сборке. Здесь смен не было. Боевое задание – в сутки мотор. Работа не прекращалась и под бомбежкой. Умирали, обняв моторы… Работали в снегу, в грязи. И не было ни единого случая самой мелкой недоделки.
Через месяц командир части устроил настоящий экзамен. Я с честью выдержала его: собранный за двадцать три часа мотор работал на испытательном стенде как часики… На построении части был зачитан приказ о присвоении мне звания младшего сержанта. <...>
Если у каждой из нас до войны жизнь была с гулькин нос, то после войны – вся. И об этой послевоенной жизни нельзя не вспомнить, потому что ключ к ней был вручен нам войной. Из войны я вынесла веру в неограниченные возможности человеческого духа. И после всего пережитого не знаю, есть ли что-нибудь такое, чего б человек не смог. Вот очень сильное у меня это чувство осталось…».



Мария Николаевна Щелокова, сержант, командир отделения связи:
«Старший лейтенант был очень красивый. Все наши девчонки были в него немножко влюблены. Он нам говорил, что из нас требуются солдаты и только солдаты. Нужен был солдат… А хотелось быть еще красивой… Я всю войну боялась, чтобы не попало в ноги, не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не важно, если даже попадет. А женщину покалечит, так это судьба ее решится».

Вера Владимировна Шевалдышева, военный хирург:
«Присутствие женщин облагораживало мужчин. Если ты где-то появляешься, у них светлеют лица. Например, ни узнают, что санинструктор будет делать медицинский осмотр, – стараются вычистить свою одежду, землянку уберут. Я всю войну улыбалась, я считала, что должна улыбаться как можно чаще, что женщина должна светить».

Анастасия Петровна Шелег, младший сержант, аэростатчица:
«По девятнадцать лет нам было. Пошли в баню, а при бане парикмахерская работала. Ну и друг на дружку глядя, брови все покрасили. Как дал нам командир: „Вы воевать или на бал приехали?“ Всю ночь плакали, оттирали. Одна наша девчонка, помню, курить решила. Командир заметил, на гауптвахту посадил. Очень строгий был».

Станислава Петровна Волкова, лейтенант, командир саперного взвода:
«Когда попала в училище, там сразу военная дисциплина: и на учении, и в строю, и в казарме – все по уставу. Поблажек нам как девушкам никаких не было. Только и слышалось: „Прекратить разговор!“, „Разговорчики!“ Вечером рвешься посидеть, повышивать… Ну, что-то женское сделать… Не разрешалось ни в коем случае. А мы остались без дома, без домашних хлопот, и было как-то не по себе. <...>
Сапоги у меня на три размера больше, загнулись, пыль в них въелась. Хозяйка принесла два яйца: „Возьми в дорогу, такая худенькая, что скоро переломишься“. А я тихонько, чтобы она не видела, разбила эти два яйца, они маленькие были, и почистила сапоги. Конечно, хотелось есть, но победило женское – хотелось быть красивой».

Мария Николаевна Степанова, майор, начальник связи в батальоне стрелкового корпуса:
«В каком-то городе привели нас строем в баню. Мужчины – в мужское отделение, а мы – в женское. Женщины кричат, кто что закрывает: „Солдаты идут!“ Нас не различишь – девчонки мы или мальчишки: мы и подстрижены, и форма на нас военная. А другой раз пошли в туалет, женщины милиционера привели».

Белла Исааковна Эпштейн, снайпер:
«…полковник нас встретил такими словами: „Смотрите, девки, приехали воевать – воюйте, а другим делом не занимайтесь. Кругом мужчины, а женщин нет. И у вас будет много поклонников. Не роняйте себя. Черт его знает, как вам еще эту штуку объяснить…“ Он понимал, что мы еще девчонки».

Любовь Ивановна Осмоловская, рядовая, разведчица:
««Бежим по грязи, люди падают в эту грязь. Так не хочется погибать в такой обстановке. Ну, как молодой девушке лежать в такой грязи? А в другой раз, это уже в оршанских лесах, там мелкие кусты с черемухой. Подснежники голубые. Весь лужок в голубом цвете… Погибнуть бы вот в таких цветах! Дурошлеп еще, семнадцать лет… Это я себе так смерть представляла…».

Александра Семеновна Попова, гвардии лейтенант, штурман:
«Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Несколько девушек вынуждены были уйти из полка, не выдержали. Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши „По-2“ подстреливали из винтовки…
Делали до двенадцать вылетов за ночь. Я видела Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем был. Можете себе представить, что было с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли даже планшет нести, тянули по земле.
Самолет после выполнения задания оставался на земле несколько минут и снова – в воздух. Представьте себе наших девушек-оружейниц! Им надо было за эти несколько минут четыре бомбы – это четыре сотни килограммов – подвесить к машине вручную. Организм до такой степени перестраивался, что мы всю войну женщинами не были. Никаких у нас женских дел не было… Ну, вы сами понимаете… А после войны не все смогли родить…
Ходили мы в кожанках, брюках, гимнастерке, зимой еще меховая куртка. Поневоле и в походке, и в движениях появлялось что-то мужское. Когда кончилась война, нам сшили платья хаки. Мы вдруг почувствовали, что мы девчонки…»



Софья Адамовна Кунцевич, старшина, санинструктор стрелковой роты:
«Я никогда не дожидалась, когда кончится атака, я ползала во время боя и подбирала раненых. Если у него осколочное ранение, а я приползу к нему через час-два, то мне там нечего делать, человек останется без крови.
Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я одного хотела – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была».

Клара Семеновна Тихонович, сержант, зенитчица:
«Шла война, я жила обыкновенной жизнью, но соседка получила письмо – мужа ранило, лежит в госпитале. Я подумала: „Он ранен, а вместо него кто?“ Пришел один без руки – вместо него кто? Второй вернулся без ноги – вместо него кто? Я писала, просила, умоляла взять меня в армию. Так мы воспитывались, что без нас ничего не должно быть. Раз началась война, мы обязаны чем-то помочь. Нужны медсестры, значит, надо идти в медсестры. Нужны зенитчицы, значит, надо идти в зенитчицы. А то, что ты чувствуешь, то, что тебе придется перенести, то уже другое дело».

Клара Васильевна Гончарова, рядовая, зенитчица:
«До войны я любила все военное. Обращалась в авиационное училище, чтобы прислали правила приема. Мне шла военная форма. Любила строй, четкость, отрывистые слова команды. <...>
Но на фронт меня не брали. Никаким образом, потому что мне шестнадцать лет. Военком говорил, мол, что подумает о нас враг, если война только началась, а мы таких детей берем на фронт, девочек несовершеннолетних. <...>
А после войны я уже не хотела, вот уже как-то не могла пойти ни по одной военной специальности. Хотелось скорее снять с себя все защитное. И надеть что-то обыкновенное, женское. К брюкам у меня до сих пор отвращение. Ни зеленого, ни защитного цвета не люблю. Как отрезало, сразу после войны…»

Мария Нестеровна Кузьменко, старший сержант, оружейница:
«Войну мы почувствовали немного в тот день, когда окончили училище и к нам приехали „покупатели“, так называли тех, кто приезжал из частей, отосланных на переформирование, к нам в училище за новыми людьми. Это были всегда мужчины, очень чувствовалось, что они нас жалеют. Мы на них одними глазами смотрели, они на нас – другими: мы рвались из шеренги вперед, скорей бы нас взяли, заметили, скорей бы нам себя проявить, а они усталые, они на нас смотрели, зная, куда они нас отправляют».

Наталья Кравцова, летчица ночного бомбардировочного полка:
«…Нелегки были первые дни на фронте. Трудности встретились как раз там, где их не ожидали. Мы готовы были ко всему: спать в сырых землянках, слышать непрерывный грохот канонады, голодать и мерзнуть – словом, переносить все лишения, какие только могло нарисовать нам воображение. Но мы никак не могли предположить, что на фронте нас встретят с недоверием.
Когда наш женский авиационный полк прибыл на фронт, ему целых две недели… не давали боевого задания. Наземным войскам не хватает поддержки с неба, а тут пришел на фронт целый полк – впоследствии сорок шестой гвардейский Таманский – и сидит без дела!».

Таисия Петровна Руденко-Шевелева, капитан, командир роты Московского флотского экипажа:
«Женщина на флоте – это было запретное, даже ненормальное. Считалось, что она приносит несчастье на корабле. А я писала самому Ворошилову, чтобы меня приняли в Ленинградское артиллерийско-техническое училище. И только по его личному распоряжению меня туда приняли.
Окончила училище, все равно хотели оставить на суше. Тогда я перестала признаваться, что я женщина. Спасала украинская фамилия Руденко. <...>
Я была первая женщина, кадровый офицер Военно-Морского флота. В войну вооружала корабли, морскую пехоту. Тогда и появилось в английской прессе, что какое-то непонятное создание – не то мужчина, не то женщина – воюет у русских во флоте. И, мол, эту „леди с кортиком“ никто замуж не возьмет. Меня замуж не возьмет? Нет, ошибаешься, господин хороший, возьмет, самый красивый офицер…
Я была счастливой женой и осталась счастливой матерью и бабушкой. Не моя вина, что муж погиб на войне. А флот я любила и люблю всю жизнь…»

Клавдия Васильевна Коновалова, младший сержант, зенитчица:
«Я просилась на фронт, но заводское начальство под разными предлогами задерживало меня на заводе. Тогда я написала в райком комсомола и в марте сорок второго получила призывную повестку из райвоенкомата о явке на призывной пункт в город Кстов. Нас уходило несколько девушек, и провожали нас за околицу всей деревней. Плакали уходившие и провожающие, но больше всего наши мамы. А старики крутили недовольно головами и твердили: „Неважные дела на фронте, если начали баб призывать под ружье“. А мы хотя и плакали, но больше гордились, что идем вместе с мужчинами защищать Родину от врага. Тридцать километров до Горького шли пешком, а там нас распределили по разным частям. Меня направили в семьсот восемьдесят четвертый зенитный, артиллерийский полк среднего калибра. <...>
Через год мне присвоили звание младшего сержанта и назначили командиром второго орудия, в котором было две девушки и четверо мужчин. Мое положение и должность ко многому обязывали. В первую очередь своим примером я должна была доказать, что нашим советским девчонкам все доступно наравне с мужчинами. От интенсивного огня даже стволы орудий накалялись докрасна и становилось опасно вести огонь такими орудиями, приходилось, вопреки всем правилам, охлаждать их смоченными водой одеялами. Орудия не выдерживали, а люди выдерживали. Девчонки наши выдерживали. Вот какие это были девчонки! Мы не жалели себя».



Елена Ивановна Варюхина, военный медик:
«В сорок втором году в первых числах января мы вошли в село Афоневка Курской области. Стояли сильные морозы. Два школьных здания были битком набиты ранеными: лежали на носилках, на полу, на соломе. Не хватало машин и бензина, чтобы вывезти всех в тыл. Начальник госпиталя принял решение организовать конный обоз из Афроневки и соседних сел.
Наутро обоз пришел. Управляли лошадьми исключительно женщины. На санях лежали домотканые одеяла, кожухи, подушки, у некоторых – даже перины. Пустили мы этих женщин к раненым…
До сих пор не могу вспомнить без слез, что это было. Каждая женщина выбрала себе своего раненого, стала готовить в путь и тихонько причитать: „Сыночек родименький!..“, „Ну, мой миленький“… „Ну, мой хорошенький!..“ Каждая захватила с собой немного домашней еды, вплоть до теплой картошки. Они укутывали раненых, как детей, в свои домашние вещи, осторожно укладывали в сани. До сих пор стоит у меня в ушах эта молитва, это тихое бабье причитание: „Ну, мой миленький… Ну, мой хорошенький…“
Жаль, даже мучит совесть, что тогда мы не спросили фамилий у этих женщин. Считалось, что это обычная помощь населения, что иначе быть не может.
Еще я запомнила, как мы шли по освобожденной Белоруссии и в деревнях совсем не встречали мужчин. Встречали нас одни женщины. Даже стариков было мало, мальчиков одиннадцати-двенадцати лет было мало. Казалось, что везде только женщины остались…».

Валентина Яковлевна Буглеева-Лушакова, связист:
«Командир нам говорил:
– Девочки, везде вас можно заменить, но в медслужбе и в связи без вас не обойтись. Представляете: летчик в воздухе – с земли по нему зенитки бьют, рядом враг, а в это время по-домашнему спокойный женский голос: „Небо, слышите нас?“, „Небо, слышите нас?“ – и у него сразу больше уверенности, самообладания. Один только ваш нежный женский голос в такой обстановке что значит!.. <...>
Эфир в военное время – это какофония, это тысячи шумов и других помех, потому что одновременно работают тысячи наших и вражеских радиостанций. А ты должна уловить нужный тебе сигнал. Он еле слышен, и от других он еле отличается. Чуть по тону… Все поседели с первых дней, я ведь с двадцати лет седая. Что мы видели? Под Оршей в сорок третьем все было перекручено, как в мясорубке, люди, земля, деревья. Нам некогда было сойти с ума. И плакать некогда было. И поесть некогда. Мы сутками дежурили у аппарата. Когда вдруг прерывалась связь, мы не находили себе места. Где-то люди гибнут…
Все отдавали фронту. Какие-то деньги нам положены были, мы их не получали, ни копейки. Отдавали армии. Комсомольские взносы бухгалтерия сама с нас высчитывала. А после войны мы по три месячных оклада, это я уже на гражданке была, отдавали на восстановление. Это в то время, когда буханка хлеба стоила триста рублей. И это не я одна делала, это делало все мое поколение. Мы по кирпичику руками разбирали наши разрушенные города…»

Станислава Петровна Волкова, лейтенант, командир саперного взвода:
«…привели меня к моему взводу. Солдаты смотрели на меня кто со злобой, кто с насмешкой, а другой так передернет плечами, что сразу все понятно. Казалось, сейчас разразится буря. И когда командир батальона сказал, что вот, мол, представляю вам нового командира взвода, они сразу взвыли: „У-у-у-у…“ Один даже сплюнул: „Тьфу!..“
А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Так они меня уважали».



Апполина Никоновна Лицкевич-Байрак, младший лейтенант, командир саперно-минерного взвода, выпускница Московского Военно-инженерного училища:
«Привели меня к моему взводу. Команда: „Взвод, смирно!“, а взвод и не думает вставать. Кто лежит, кто сидит и курить, а кто потягивается с хрустом в костях: „Э-эх!…“ В общем, делали вид, что меня не замечают. Им было обидно, что они, видавшие виды мужчины-разведчики, должны подчиняться какой-то двадцатилетней девчонке. Я это хорошо понимала и вынуждена была подать команду: „Отставить!“. <...>
Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов – дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: „Воздух!.. Рама!..“ Я подняла голову и ищу в небе „раму“ (немецкий самолет-разведчик).. Кругом тихо, ни звука. Где же та „рама“? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: „Хлопцы, наших бьют!“ Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха.
Даю команду: „Взвод, стать в строй!“ Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: „Кто здесь старший?“ Я доложила. У него округлились глаза. Вижу, что он даже растерялся. Затем спросил: „Что тут произошло?“ Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое „рама“, какое это обидное было слово для женщины. <...>
Кончилась война, а мы еще целый год разминировали поля, озера, речки… В войну все сбрасывали в озера, речки, болота, главное было пройти, успеть вовремя к цели. А теперь надо было думать, как людям жить. Не могут же они жить с заминированной рекой. Помню, долго боялась воды».

Ефросинья Григорьевна Бреус, капитан, врач:
«…уже война давно кончилась, я собиралась на курорт. Как раз это Карибский кризис. Опять в мире неспокойно стало. Укладываю чемодан, платья взяла, кофточки сложила. Ну, кажется, ничего не забыла? Достаю сумочку с документами и беру оттуда свой военный билет. Думаю: „Случится что, я там сразу пойду в военкомат“.
Уже я на море, отдыхаю и возьми расскажи кому-то за столиком в столовой, что ехала сюда и взяла военный билет. Я так сказала, без всякой мысли или желания порисоваться. А один мужчина за нашим столиком как разволновался:
– Нет, никогда не победят наш народ, потому что только советская женщина, уезжая на курорт, может взять в собой военный билет и думать, что, если что такое, она сразу пойдет в военкомат.
Он смотрел на меня такими глазами… Даже на любимых женщин так не смотрят…».

С.М. Кригель, старший сержант, снайпер:
«Уезжая на фронт, каждая из нас дала клятву: никаких романов там не будет. Все будет, если мы уцелеем, после войны… А до войны мы не успели даже поцеловаться. Мы строже смотрели на эти вещи, чем нынешняя молодежь. Поцеловаться для нас было – полюбить на всю жизнь. А тут – война!».



Нонна Александровна Смирнова, рядовая зенитчица:
«Молодые были, конечно, хотелось любить, быть любимой. Женщина не может, чтобы ее не замечали. Но любовь была как бы запрещенной (если узнавало командование, как правило, одного из влюбленных переводили в другую часть, попросту разлучали), мы ее берегли - хранили как что-то святое, возвышенное».

Евгения Викторовна Кленовская, партизанка:
««Я хочу сказать, что великое, благородное, необыкновенно красивое чувство я вынесла из войны. Ну, просто никакими словами не передать, с каким восторгом и восхищением относились к нам мужчины. Я с благодарностью и восхищением пронесла это чувство через войну и через всю свою жизнь. Они относились к нам благородно, с необыкновенным уважением, это что-то особенное. Я с ними жила в одной землянке, спала на одних полатях, ходила на одни задания.
Да, была любовь. Я ее встречала у других. Но вы меня извините, может, я и не права, и это не совсем естественно, но я в душе осуждала этих людей. Я считала, что не время заниматься личными вопросами. Кругом зло, смерть, пожар. Мы каждый день это видели, каждый час. Невозможно было забыть об этом. Ну, невозможно, и все. Мне кажется, что так думала не одна я.
Мы с негодованием говорили о тех, кто позволял себе сережки или пышную прическу. А в войну эти чувства усилились. Для нас главным было слово „надо“. Вам, наверное, трудно нас понять. Вы – другое поколение…»

Мария Селивестровна Божок, медицинская сестра:
«…люди умирают. Умирают каждый день, каждый час. Такое чувство, что каждую минуту. Простыней не хватало накрыть. В нижнем белье складывали. Страшная тишина стояла в палатах. Такой тишины я больше никогда не помню.
И я говорила себе, что ни одного слова любви в этом аду я слышать не смогу. Не смогу поверить.<...>
Убить могли каждую минуту. Не только днем, но и ночью. Война не прекращалась ни на минуту. А вдруг я погибну, и тот, кто меня полюбит, будет страдать. И мне так жалко».

Светлана Николаевна Любич, сандружинница:
«И эти люди в госпитале были счастливы. Они были счастливы, потому что остались в живых. Лейтенант двадцатилетний переживал, у него одной ноги не было. Но тогда казалось среди всеобщего горя, что это счастье, что он живой вернулся, что у него, подумаешь, только одной ноги нет. Главное, что живой. И любовь у него будет, и жена у него будет, и все будет. Это сейчас остаться без одной ноги – ужас, а тогда они прыгали на одной ноге, курили, смеялись. Он герой и вообще! Что вы?! А может, по молодости мы не понимали. Нет, все равно думалось, даже когда без рук, без ног человек, что будет он дорог кому-то, он же свою жизнь за всех отдал».

Л.П.Александровская, народная артистка СССР:
«Однажды после выступления в госпитале ко мне подошел главврач и говорит: „Здесь у нас в отдельной палате лежит тяжелораненый танкист. Он почти ни на что не реагирует, может, ему поможет ваша песня…“ Иду в палату. Сколько буду жить, не забуду этого человека, который чудом вылез из горящего танка и обгорел с головы до ног. Он лежал, неподвижно вытянувшись на кровати, с черным, без глаз, лицом. Горло перехватило судорогой, и я несколько минут не могла взять себя в руки. Потом начала тихонько петь… И вижу, что лицо раненого чуть шевельнулось… Он что-то прошептал. Я наклонилась и услышала: „Спойте еще…“ Я пела ему еще и еще, исполнила весь свой репертуар, пока главврач не сказал: „Кажется, он уснул…“».



В.В. Шевалдышева, военный хирург:
«На одной из наших недавних фронтовых встреч мне один мужчина признался, что помнит мою молодую улыбку, как помнит сейчас улыбку своего маленького внука. Это самое дорогое в его жизни. А для меня это был обыкновенный раненый, я его даже не помнила. Когда он мне это говорил, я краснела, как девочка. Согласитесь, что люди не часто говорят друг другу такие искренности. Но когда мы вспоминает о войне, мы искренни как никогда…»

Нина Васильевна Ильинская (Чирва), старший сержант, медсестра:
«Конечно, там, на фронте, любовь была другая. Каждый знал, что ты можешь любить сейчас, а через минуту может этого человека не быть. Ведь вот, наверное, когда мы в мирных условиях любим, мы ведь не с таких позиций смотрим. У нашей любви не было сегодня, завтра… Уж если мы любили, значит, любили. Во всяком случае, вот неискренности там не могло быть, потому что очень часто наша любовь кончалась фанерной звездой на могиле.
И вы еще заметьте, что чаще всего мужчины показывались женщине лучшей своей стороной. Они рисковали, жертвовали собой. А мужчины видели не только нашу женственность, а и способность к самопожертвованию. Я почему-то даже думаю, я даже о себе могу это сказать, что, несмотря на все ужасы, там, на войне, многие из нас пережили самые высокие взлеты души. И это тоже естественно, потому что каждый день ставил выбор: жизнь или смерть. Там человек проверялся каждый день. Если он был красивый, то он был красив так, что это все видели, если это был трус и ничтожество – то тоже все это видели. Это трудно было понять тем, кто не был на войне. <...>
Мужчина возвращался, так это герой. Жених! А если девчонка, то сразу косой взгляд: „Знаем, что вы там делали!..“ И еще подумают всей родней: брать ли ее замуж? Честно признаюсь, мы скрывали, мы не хотели говорить, что мы были на фронте. Мы хотели снова стать обыкновенными девчонками. Невестами…».

Антонина Алексеевна Кондрашова, партизанка-разведчица Бытошской партизанской бригады:
«Когда, выполнив одно задание, я уже не смогла оставаться в поселке и ушла в отряд, мать забрали в СД. Брат успел убежать, а мать забрали. Ее там мучили, допрашивали, где дочь. Два года она была там. Два года фашисты ее вместе с другими нашими женщинами водили впереди себя, когда шли на свои операции: они боялись партизанских мин и всегда гнали впереди себя местное население. В случае, если есть мины, эти люди будут подрываться, а солдаты останутся целыми.
Не раз было, что сидим в засаде и вдруг видим, идут женщины, а сзади фашисты. Подойдут ближе, и видишь, что там твоя мать. И самое страшное – это ожидать, что сейчас командир даст команду стрелять. Все со страхом ожидают этой команды, потому что один шепчет: „Вон моя мать“, другой – „А вон моя сестричка“, а кто-то ребенка своего увидел… Мама моя всегда ходила в белом платочке. Она была высокая, ее всегда первой различали. Я сама не успею заметить, мне передадут: „Твоя мама идет…“
Дадут команду стрелять – стреляешь. И сама не знаешь, куда стреляешь, в голове одно: не упустить из виду беленький платочек – живая ли она, не упала? Все разбегутся, попадают, и не знаешь, убита мама или нет. И два дня или больше хожу сама нее своя, пока связные не придут из поселка, не скажут, что жива. <...>
У меня до сих пор стоит в ушах крик ребенка, который летит в колодец. Слышали ли вы когда-нибудь этот крик? Вы не могли бы его слышать, вы не смогли бы его выдержать. Ребенок летит и кричит, кричит, как откуда-то из-под земли, с того света. Это не детский крик и не человеческий, это какой-то замогильный крик. И после этого, когда идешь на задание, душа одного просит: скорее убить их, убить как можно больше, уничтожить самым жестоким способом. Когда я видела пленных фашистов, мне хотелось вцепиться в любого. Я бы его не убила, это слишком легкая смерть ему. Я бы его не оружием, не винтовкой…
Страшное, ненормальное творили они с людьми. Вам этого, может, не понять сегодня. Но вы бы то же самое чувствовали, если бы у вас на глазах посреди деревни разложили большой костер и бросили туда старую учительницу, которая вас когда-то учила. Или по частям разрубили молодого парня. Пилой разрезали. А это все были свои люди, знакомые. Тот – отец твоей подруги, тот – с кем ты учился в школе. И самое трудное прийти в отряд и сказать: Саша или Маша, твою мать или твоего отца расстреляли, или сожгли, или они разорваны собаками. Это было самое страшное. Все можно было пережить, только не это. Даже было такое чувство, что легче пережить смерть своих близких, чем прийти в отряд и сказать товарищу, что погибли его родные…
А мы же молодые, и так много для нас значили мать, сестра, их хотелось увидеть. Мы думали, мы говорили, как придем, как встретимся, как будем теперь по-другому жить, не будем расстраивать своих матерей…
Перед самым отходом, это уже в сорок третьем году, гитлеровцы расстреляли мою мать… Женщины, которые были вместе с ней в камере, рассказывали, что каждый раз, уходя, она просила:
– Ох, бабоньки, я плачу об одном: помогите, если умру, моим детям!
И когда я вернулась, одна из тех женщин взяла меня к себе, в свою семью, хотя у нее было двое маленьких. Хату нашу фашисты сожгли, младший брат погиб в партизанах, маму расстреляли, отец на фронте. Пришел с фронта раненный, больной. Он до Берлина дошел, но пожил после недолго, вскоре умер… Так из всей семьи я одна осталась. Женщина эта и сама была бедная, да еще двое маленьких детей у нее. Я решила уйти, куда-нибудь уехать. А она плакала и не пускала.
Когда я узнала, что маму расстреляли, не находила себе места – я должна была ее найти… А их расстреляли и могилу заутюжили машинами в большой противотанковом рву. Мне приблизительно показали: где, в каком месте она стояла, и я побежала, копала там, разворачивала трупы. Я узнала мать по колечку на руке… Как увидела ее, закричала и ничего больше не помню. Какие-то женщины вытащили ее, омыли из консервной банки и похоронили. Я ту баночку храню…
Если бы я, боясь за своих близких, не пошла бороться, если бы другой сделал то же самое и третий, четвертый – не было бы того, что есть сейчас. Но сказать себе, что этого со мной не было, этих ужасов что я их не видела, не пережила, я уже не могу. Не могу сказать, что я не видела, как шла моя мать и как я стреляла в ту сторону, откуда она шла. Вы представить себе не можете, как невыносимо с этим жить. И чем дальше, тем невыносимее. Иногда ночью вдруг молодой смех или голос под окном, и ты содрогнешься, тебе вдруг покажется, что это детский плач, детский крик. А то вдруг просыпаешься и чувствуешь, что не можешь дышать. Душить запах горелого… Вы не знаете, как пахнет горящее человеческое тело, особенно летом. Я и сейчас, а у меня такая работа, что если где-то пожар, то надо выехать на место. Но если скажут, что загорелась где-то ферма, я никогда не выезжаю, я не могу, мне это напоминает запах горящего человеческого тела. И вот ночью проснешься, бежишь за духами, и кажется, что и в духах есть этот запах. Не прогнать его из памяти…
После войны я долго боялась замуж выходить. Боялась иметь детей. Вдруг война, я уйду на фронт. А как же дети?..».

Ядвига Михайловна Савицкая, минская подпольщица:
«Когда мы включались в борьбу, нас предупреждали, что опасно, что можно поплатиться жизнью, мало шансов остаться в живых. Но мы о себе не думали. Не только душа, все наши внутренности, все было против этого врага. Первое мое впечатление, когда я увидела немца, – это впечатление удара, все тело у тебя болит, каждая клеточка – как это они здесь? Это надо почувствовать, как все это было чужое, как это нельзя было принять. За каких-то пару дней меня той, довоенной, не стало. Был уже другой человек. Ненависть захлестывала нас. Она была сильнее, чем боязнь за наших, чем страх собственной смерти. Конечно, мы думали о родных. Но выбора у нас не было. Фашисты не должны были остаться на нашей земле…».



Елизавета Петровна Малахова, минская подпольщица:
«Я иду по одной стороне улицы, а два молодых фашиста по другой. А впереди у нас низенький домик, и в окне ребеночек сидит, лет трех. И вот один фашист вынимает из кобуры пистолет и стреляет в этого ребеночка. Что ему этот ребенок сделал? Он сидел, ждал свою мамочку. А тот полюбоваться решил, показать, как он стреляет. На моих глазах убили беременную женщину. Ее ребеночек даже на свет не появился, ни одной минуты не прожил, ни одной секундочки. Ненависть к ним душила меня. Я не могла спать ночами…».

П.А. Касперович, партизанская связная:
«Были у нас в отряде братья Чимуки… Их подожгли в сарае. Они до последнего отстреливались, потом вышли обожженные. Их возили на повозке, показывали, чтобы признали, чьи они. Вся деревня стояла. Стояли их отец и мать, никто не сказал. Какое сердце надо было иметь матери, чтобы не крикнуть… Она не выдала себя. Иначе бы всю деревню сожгли. За все есть награды, но никакой не хватит, самой высокой Звезды Героя мало для этой матери».

Валентина Михайловна Илькевич, партизанка:
«Мы подобрали женщину, она была без сознания. Она не могла идти, она ползла по дороге. Она говорила, что думала: она уже мертвая. Чувствует, что кровь по ней течет, но решила, что это она чувствует на том свете. И когда мы ее расшевелили, когда она пришла немного в сознание, она рассказала, как вели на расстрел ее и пятеро детей с ней. Пока вели их к сараю, детей расстреляли. Детей расстреливали и при этом веселились. Остался последний, грудной мальчик. Фашист показывает: подбрасывай, я буду расстреливать. Она бросила так, чтобы убить самой своего ребенка. Чтобы немец нее успел выстрелить… Она говорила, что не хочет жить, что не может после всего жить на этом свете, а только на том.
Я не хотела убивать, я не родилась, чтобы убивать. Я хотела стать учительницей. А он пришли убивать на нашу землю, жечь. Я видела, как жгли деревню, я не могла крикнуть, я не могла громко плакать: мы шли в разведку и подошли к этой деревне. Я могла только грызть себе руки, у меня до сих пор остались шрамы. Помню, как кричали люди. Как кричали коровы, как кричали куры. Мне казалось, что все кричат человеческими голосами… Все живое…
И такая у меня после этого любовь ко всему родному, ко всем своим людям, что все готова за них отдать».

Александра Никифоровна Захарова, комиссар двести двадцать пятого партизанского полка Гомельской области:
«На всю жизнь запомнила… Как раненые ели ложками соль. Как в строю называют фамилию, боец выходит и падает вместе с винтовкой от слабости.
Народ нам помогал. Если бы не помогал, то партизанское движение не могло бы существовать. Иной раз со слезами, но все-таки отдают. Так и говорилт:
– Деточки, деточки, вместе будем горевать, победу ждать.
Последнюю дробненькую бульбу высыпят, дадут хлеба.
Я бы всем женщинам, которые кормили, одевали нас в тылу… Я бы им какую-то медаль придумала. Они такие же ветераны войны, как фронтовики и партизаны. Что бы мы без них сделали в войну? А после войны что бы мы сделали без детей, которых они одни вырастили, когда мужья воевали? У многих мужья погибли. Я этих женщин до конца жизни не забуду».



Вера Григорьевна Седова, минская подпольщица:
«Ко мне часто приезжали партизанские связные. Распрягут лошадь, это же все видят. Что вы думаете, люди не видели? Видели и догадывались. Я говорила, что это от брата, из деревни. Но соседи хорошо знали, что у меня никакого брата в деревне нет. Я им благодарна, я всей нашей улице должна поклониться. Одного только слова было достаточно, чтобы мы погибли, вся семья. Стоило только пальцем ткнуть в нашу сторону. Но никто же этого не сделал».

Вера Сафроновна Давыдова, партизанка:
«Один наш партизан снял сапоги, портянки такие рваные, он их закрутить уже не может. Дождь, грязь, а сапоги рваные. И вот эта бабка подходит к иконе, снимает рушник и отдает ему: „Детка, а как же ты пойдешь далей?“ А больше ничего в этой хате нет».

Вера Митрофановна Толкачева, партизанская связная:
«С этими же бабами мы поднимали после освобождения колхоз, меня поставили председателем. Было еще у нас четыре деда и пять подростков по тринадцать лет. Это мои пахари. Было двадцать лошадей, у них короста, их надо было лечить.
Осенью пришла разнарядка: пятьсот восемьдесят кубометров леса повалить. С кем? Взяла своего хлопчика двенадцати лет и девочку десяти лет. И другие бабы так. Сдали мы этот лес…»

Фекла Федоровна Струй, партизанка:
«Ноги мне отрезали там же, в лесу. Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода… За шесть километров в другой отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Наркоза не было».

София Мироновна Верещак, житомирская подпольщица:
««Мне кажется, что сам воздух нашей довоенной жизни воспитал нас такими, какими мы потом показали себя. На последнем допросе в СД этот фашист заставил меня объяснить ему, почему мы такие люди, почему для нас так важны наши идеи. Жизнь – выше любой идеи, – говорил он. – Что заставляет вас быть такими? Заставляет вас погибать? Хватался за голову, бегал по комнате, останавливался как вкопанный и глядел-глядел на меня, но впервые не бил…»

Мария Васильевна Павловец, партизанский врач:
«И такая ненависть к фашистам за все… Я помню, как лежит раненый немец и руками хватается за землю, ему больно, а наш солдат подошел к нему: „Не трогай, это моя земля! Твоя там, откуда пришел“».

Антонина Григорьевна Бондарева, гвардии лейтенант, старший летчик:
«Мы оставались женщинами. Знаете, вот мой штурман. Она хотела фотографию домой послать, так мы ей, у кого-то нашелся платок, повязали тот платок, чтобы погонов не было видно, закрыли гимнастерку одеялом. И она как будто в платье… И вот так сфотографировалась. Это была у нее любимая фотография».

Людмила Михайловна Кашичкина, минская подпольщица, затем участница французского Сопротивления:
«…стоят заключенные, разделены на две группы. С левой стороны не трогают, а тех, кто справа, заставляют раздеваться догола, одежду бросают в ящики, у кого зубные протезы – вытаскивают и бросают в другой ящик, а людей заталкивают в душегубку. И это все на наших глазах. Стоит возле одного барака женщина и кормит грудью ребенка. И как-то знаете… И собаки здесь, и охрана, все остолбенели, стоят и не берут. Она последняя осталась… Комендант увидел эту картину, что никто ее не трогает. Подбежал, схватил этого ребенка и прямо, знаете, о кран… (Плачет.) Простите, я сейчас договорю… И от этого ребенка и кровь и мозги по стене, а что осталось, он бросил в душегубку. Подходит к этой женщине, начинает срывать с не одежду и вдруг увидел у нее во рту золотые зубы. Схватил какой-то твердый предмет и как ударил… и вытянул зубы вместе с кровью…
Вы, конечно, читали обо всем в книгах, а мы это видели. Пережили. Я даже сейчас не понимаю, почему люди не сходили с ума от того, что видели? – от того, что творили? Комендант фашистский… Это же был с точки зрения психиатра, наверное, нормальный человек, а не безумный».

Н.В.Ильинская, медсестра:
«…захватили очень много пленных. Были среди них раненые. Мы перевязывали их. А жара сильная. Нашли чайник, дали попить. А место открытое. Нас обстреливают. Приказ: срочно окопаться, сделать маскировку.
Мы стали копать окопы. Немцы смотрят. Мы им объясняем: мол, помогите копать, давайте работать. Они, когда поняли, что мы от них хотим, с ужасом на нас оглядывались, они так поняли, что, когда выкопают ямы, мы их поставим там и расстреляем. Они ожидали, что мы с ними поступим так, как они с нашими пленными. Надо было видеть, с каким ужасом они копали ямы.
А когда увидели, что мы их перевязали, что мы их напоили водичкой, что в эти ямы, которые они выкопали, мы им сказали прятаться, они не могли в себя прийти, они растерялись».

З.Ф.Гирич, медсестра:
«Когда наша дивизия освободила лагерь под Азаричами, к нам в медсанбат стали поступать раненые дети. Они были так истощены, что мы не находили вены, чтобы перелить кровь, просто косточки были обтянуты кожей. А присутствовать при ампутации детских ручек и ножек? Я уже понимала, что может болеть сердце, а тут у нас глаза болели, не было сил видеть эти детские страдания».



Эмилия Алексеевна Николаева, санинструктор партизанской бригады имени Ворошилова:
«Когда у нас появились пленные, я после всего перенесенного: после лагеря, после пыток, после унижений, – думала, что никакой пощады от меня им не будет. Но нет, не так наш человек воспитан. Не можешь ударить пленного, особенно если пожилой человек, не поднимается даже рука оскорбить…»

Нина Петровна Сакова, лейтенант:
«Я была старшим фельдшером в танковом полку. У нас „тридцатьчетверки“, они очень горели. Очень страшно. Я до этого не слышала даже выстрела из винтовки. Где-то один раз далеко-далеко бомбили, когда мы ехали на фронт, так мне казалось: вся земля дрожит. Семнадцать лет было, только техникум окончила. И так получилось, что я приехала и сразу в бой.
Такой на меня ужас напал! Я не знаю, как я не побежала? Как я не удрала с поля боя? Это же так страшно, что слов таких нет, только чувства».

Тамара Степановна Умнягина, гвардии младший сержант, санинструктор:
«Я на все согласна. Ничего, никаких излишеств не надо. Пусть ничего не будет. Только пусть будет мир. Пусть даже хлеба не будет. Мир. Только мир. Понимаете, мир! Мы же этот мир спасали… Умирали за эту жизнь молодые ребята. О чем они жалели? Что вот они погибнут нигде не останется их кровиночки. Это же четыре года войны, четырех детей можно было родить. Я тоже боялась умереть, что ребеночка еще не успела родить.
Мы жалели своих детей. Они росли, мало зная о тех ужасах, которые нам пришлось пережить. А тут хочу признаться, что мы, например мое поколение, не были заласканными, изнеженными, перекормленными, избалованными жизнью людьми. И это как раз то, что способствовало Победе
Но – сегодня много эгоистов, потребителей, особенно среди молодежи. Кто виноват? Мы, наверное. Что есть хорошего в наших детях – это мы, и что есть плохого – это тоже мы. Мы хотели своих детей сделать счастливыми, но по-мещански счастливыми. Мы пихали им лучший кусочек, старались одеть хорошо, каждый старался, чтобы было не хуже, чем у других. Мы не давали им труда. Конечно, у молодых другая жизнь. Молодая, счастливая. Рассказываешь им о крови, об ужасах, а у них – скука в глазах. Им не хотелось бы это знать. Но оно было. Оно было с нами. С их матерями. А они – наши дети. Они должны знать».

@темы: военная история, люди

---

Мило.

Алёнка кормила Элю, и пригревшись друг к другу они уснули. Мой жена и дочь тихонько посапывают, прижавшись друг к другу. А я смотрю на них и думаю - если то, что я сейчас чувствую не счастье, значит счастья просто нет.
Маленькая немного простыла и вчера температурила, но снгодня она как и прежде весёлый и улыбчивый ребёнок.

@темы: Личное

---

Готовьтесь.

10.07.2010 в 09:51

Пишет  Gonzzza:

Цитата:

"Это самое веселое, что произошло со мной в этом году.

Вы все наверное в курсе, что у меня есть дочка, Лиза. Маленькая такая, рыженькая, умненькая девочка. Девочка, которую я выторговала у Господа Бога на в обмен 2/3 своего здоровья, и дороже которой для меня в этой вселенной никого нет.
Ну так вот, Лилу ездила в июне с моей сестрой в Турцию. В конце отдыха, за 2 дня до отъезда ее там поцарапала кошка. Не дикая, не из лесу прибежавшая, а живущая в отеле при кухне. Я как отвественная мать и хирург, знающая, что бешенство не лечится в принципе, и что перераживать будет затруднительно - (отца Лизиного хер найдешь, да и вряд ли звезды снова сойдутся так удачно),на всякий случай решила привить ребенка от бешенства. Что и было выполнено моей мамой,т.е. Лизиной бабушкой. Ребенок был транспортирован в травмпункт, заведена история болезн, все сопуствующие бумаги, и вакцинация началась. Это было в конце июня, напоминаю
Сегодня звонит мама, и в расстроенных чувствах говорит, что Лизе пришла ПОВЕСТКА ИЗ МИЛИЦИИ.Я сначала подумала, что ослышалась.Мама повторила. "Плохо начинаешь, деточка"- подумала я, и продолжила выяснять, в чем дело.
А дело вот в чем. В травмпункт была доставлена девочка с диагнозом "ссадины кисти", ситуация расценена как травма ( что вполне справедливо), и о травме было сообщено в милицию. Без уточнения обстоятельств её получения, разумеется. Потому что у нас в государстве нет индивидуального подхода. У нас есть Инструкция!
Что делают в милиции? - Совершенно верно!! Заводят дело о жестоком обращении с ребенком, и для выяснения обстоятельств просят этого ребенка повесткой явиться в отделение милиции. Лизочка читает конечно все подряд, но почту мы ей читать еще не даем. Так что на что был расчет - остается загадкой...
Дальше моя мама звонит в милицию и интересуется - почему они так странно шутят, ведь Л-ной Елизавете Сергеевне 5 лет от роду - не смущает ли это инспектора? Нет, инспектора то не смущает, инспектор хочет меня.
Звоню. Инспектор представлен моей одноклассницей. На мой изумленный вопрос " какого хуя?" мне поясняют, что государство нашем расчудесном готовится к принятию ювенальной юстиции ( за мой счет, между прочим, я об этом - не просила).И что я обязана явиться в отделение милиции и написать объяснительную, о том,что мой ребенок не был объектом сексуального (!) домогательства(!) или жестокого обращения, а был просто поцарапан кошкой.
Я изумилась еще больше. И поинтересовалась, что будут делать с сексуальным маньяком-кошкой, проживающей в другом государстве? Депортируют ли ее в Россию? Будут ли судить по турецким законам?!
"Да вы там все ебнулись!" - был мой окончательный ответ. Тем не менее, я обязана предоставить в милицию ксерокс паспорта и свидетельства о рождении. Дело мне обещали закрыть по старой дружбе.

А теперь вопрос на смекалку - а если бы инспектор не сидела со мной за одной партой? Ваши варианты развития событий?
Вопрос номер два - а если ваш ребенок упадет с качелей/велосипеда/роликов и вы обратитесь в травмпункт, и окажется, напрмер, что у него сотрясение мозга, которое в судебной медицине классифицируется как средняя степень тяжести здоровья - у кого попытаются отобрать ребенка и затолкать его в детдом?


Требую кросспоста, для наглядной визуализации идиотизма любимого государства.
О том, что будет происходить дальше, сообщу дополнительно. Так же попытаюсь отсканировать все официальные документы." - конец цитаты.

© mamako.livejournal.com/688288.html

@темы: ювенальная юстиция

---

Автократия?

10.07.2010 в 08:35

Пишет  Мифическая личность:

Очень интересно о поездке в Белоруссию.
Часть 1
Часть 2
Часть 3

@темы: перепостинг

---

Хочешь быть почитателем Гитлера - будь. Но тихонечко.

Один осужденный до смерти избил другого из-за немецкой свастики.

Карантинное отделение на режимной территории колонии № 5 города Кемерово стало местом преступления.

В феврале 2010 года осужденный Николай Дидык избил осужденного Севастьянова. Тот от тяжелых травм сразу же скончался.

По словам Дидыка, со своей жертвой он поссорился из-за наколок на его теле, изображающих немецкую свастику.

Николай Дидык обвиняется по части четвертой статьи 111 Уголовного кодекса РФ (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего).

Его дело направлено в суд.

P.S. Зэки народ простой, от модных тенденций далёкий. Можно и не успеть объяснить, что по вашему мнению фюрер хотел только хорошего.

@темы: старости нашего городка

---

У меня зазвонил телефон.

Представил себе, что бы было, если бы пришлось отвечать на звонки в администрации президента

Звонили из ФСБ. Жаловались на ощущение слежки со стороны зарубежных спецслужб, жучки в стенах и чипы в головах. Уточнил, нет ли у чипов усиков и ножек. Долго утешал.

Звонили из министерства дорожного хозяйства. Жаловались, что не хватает денег на ремонт. Объяснил, что если заменить золотое покрытие на асфальтовое, то хватит на всё и останется на трёхъярусную трассу «Чита-Хабаровск». По-моему, они на это не пойдут.

Звонили из минздравсоцразвития. Жаловались, что среди медиков, оказывается, мало кто доволен своей зарплатой, и это после всего, что для медиков сделано! Объяснил, что после всего, сделанного с медиками, порядочные люди из министерства не только обязаны на них жениться, но и долго выплачивать компенсации, как безвинно пострадавшим на каторжных работах. Предложил начать с малого: вдвое сократить проверяющих и командующих и втрое повысить беднягам зарплату — как раз должно хватить. Бросили трубку.

Звонил Шойгу. Жаловался на метеослужбу. Посоветовал нанять шамана — всяко будет дешевле и точнее.

Звонили из минтранса. Интересовались, не повысить ли тарифы на перевозку пассажиров. Долго объяснял, что вернуть крепостное право было бы честнее.

Звонили из минобороны. Интересовались, нельзя ли в целях улучшения быта военнослужащих организовать бордели при каждой войсковой части. Просил впредь закусывать.

Звонили из дирекции АвтоВАЗа. Просили пару миллиардов на карманные расходы. Обещал карманы позашивать. Сказали, что ошиблись номером.

Звонил главный нарколог. Жаловался, что остро стоит проблема занятости больных общественно полезным трудом. В шутку предложил созвониться с минобороны и сформировать летучие диверсионные отряды для уничтожения посевов мака в Афганистане. Очень оживился, сказал, что пошёл звонить.

Звонили из пенсионного фонда. Хотят повысить возраст выхода на пенсию. Поинтересовался: а гробы с приёмниками денежных купюр они выпускать будут? Кажется, меня не поняли, но на всякий случай обещали подумать.

Звонили из «Газпрома». Хотели купить эксклюзивные права на воду. Уверяли, что нет, не треснет.

Звонили из минобороны. Сказали, что летучие отряды наркоманов-диверсантов — это очень хорошая идея. Долго думал.

Звонили от Зюганова. Интересовались, нельзя ли какой-нибудь из атомных ракетных крейсеров назвать «Авророй». Сказал, что в принципе не против, с условием, что на крейсер погрузят одну холостую ракету и отправят с визитом в Вашингтон. Очень обрадовались.

Звонили имиджмейкеры из «Единой России», просили совета. Терпеливо объяснял, что лозунги «Россия, сидеть!», «Россия, лежать!», «Россия, фас!» и «Россия, фу!» могут быть восприняты как попытка надеть ошейник. Долго сдерживался, чтобы не скомандовать: «Место!»

Звонил президент Афганистана. Жаловался на отряды наркоманов-диверсантов. Сокрушался, что экономика страны серьёзно подорвана. Грозился пожаловаться талибам.

Звонили талибы. Жаловались, что диверсанты уничтожили весь героин, готовый к отправке, а талибскую кассу экспроприировали, чтобы заплатить минобороны откат за командировку. Сетуют, что теперь нечем платить зарплату своим боевикам. Выразил официальное строго дозированное сочувствие.

Звонили из ФСКН, просили совета. У них на одном заводе в рамках борьбы с наркотиками сожгли в топке две тонны конопли, после чего завод отдал швартовы и отправился на борьбу с сомалийскими пиратами, по пути отстреливаясь от эскадры летающих тарелок. Посоветовал не беспокоиться, встречать через сутки у проходной с швартовыми канатами, цветами и музыкой. На всякий случай попросил предупредить правительство Сомали. Ещё порекомендовал созвониться с заводом и попросить их не слишком воевать с летающими тарелками — возможно, они тут пролётом в Калмыкию.

Вновь звонили с АвтоВАЗа, спрашивали, как лучше назвать новый автомобиль. Попросил впредь не провоцировать.

P.S. Взято тут dpmmax.livejournal.com/59321.html

@темы: перепостинг, юмор

---

04.07.2010 в 20:40

Пишет  Ротмистр_Чачу:

04.07.2010 в 19:30

Пишет  Kordhard:

Даже матери готовы браться за оружие, чтобы защитить детей от оккупантов!
Показательная история. И вообще - показательно. Где бы ни зашла речь о милиции - всегда находится кто-то чудовищно пострадавший от ментовского беспредела. Люди теряют родных и близких, расстаются с имуществом, становятся инвалидами, погибают, получают тяжёлые моральные травмы. Это - цена бездарного, преступного управление все структурой МВД, которое ведётся действующей властью. Чудовищными, нечеловеческими условиями работы, постоянными издевательствами, невыполнимыми требованиями, придирками, самодурством начальства, нищенскими унизительными зарплатами из органов были выдавлены практически все нормальные люди, практически все те, кто мог и хотел бы бороться с преступностью ради своего народа. Оставшиеся держат круговую оборону, пытаясь делать хоть что-то. Но их смехотворно мало, их просто незаметно на фоне полчищ оккупантов в серой форме - преступной банды, захватившей МВД изнутри, и заполнившей эту структуру от самого верха до самого низа...
Я с большим уважением отношусь к последним рыцарям "старой школы", кто готов жертвовать собой, идти на риск, не спать и не есть, но добиваться законности и справедливости там, где хватает полномочий, где не приходят ещё звонки "сверху" с приказом спускать дело на тормозах...
Но их, повторюсь, остались считанные единицы. И я считаю, что мне безумно повезло, что я встретил их и имею честь посильно помогать им в их работе.

Что до остальных - степень накала народной ненависти уже "подпирает крышку". Доктор наук, женщина, мать - готова взять в руки оружие, чтобы убивать за своего сына. Это вам уже не приморские партизаны - это следующая ступенька. Это уже самый что ни на есть простой народ, сил и терпения которого осталось на маковое зёрнышко.
Показательно то, что изверги в серой форме не только совершают избиения. В течение полугода доискаться правды так и не удалось - не нашлось "нормальных сотрудников" среди всех тех, к кому обращалась эта женщина. А это не просто "случайные два оборотня в погонах" - это как раз Система во всей своей красе, "от" и "до"! Сначала её сотрудники совершают абсолютный беспредел - а потом "рука руку моет" - Система выгораживает своих, не даёт возможности восстановить справедливость. Закон для Системы - пустой звук. Действует лишь среднвековое феодальное право сильного. У кого погоны, власть и ствол - тот и князь. А чернь может лишь разбегаться и прятаться. "Кто не спрятался - я не виноват".

Теперь эта женщина не верит в то, что в Системе есть нормальные люди. Она успела познакомиться с ней изнутри. Теперь она верит только в себя и свой дробовик. Она знает, что за её спиной - Правда! И пусть тем мразям, которые посмеют перейти ей дорогу в будущем, будет страшно. Их не спасут ни погоны, ни ксивы, ни связи.
Сколько ещё таких людей сегодня в России? Доведённых до крайней степени отчаянья, полностью разуверившихся в возможности доискаться справедливости по закону, и готовых взяться за оружие ради справедливости, как они её понимают? Не окажется ли их во много-много раз больше, чем это представляется сегодня главарям этой банды оккупантов-беспредельщиков, известной как МВД?
Вот история этой женщины. Одна из многих подобных. Своего рода "визитная карточка" милиции сегодняшнего дня, сегодняшней эпохи.

Пишет  Magic of sybarites:

02.04.2010 в 19:46

Хочу рассказать о кошмаре, который пережила,и переодически вспоминает о том дне, моя семья.
Вводная
г. Красногорск, от дома до Москвы 8 км
место действия - ул. Ленина- район больницы
11.11.2009г. мы -я, супруг, сын и его товарищь собрались ужинать в 21.20
Обнаружилось отсутствие хлеба и пацаны были посланы в ларек на углу соседнего дома- обоим уже есть по 18
Дальше в хронологии:

21.30 - окровавленный сын ворвался в дом. И рассказал, что к ним подошли два нетрезвых мужчины, пробормотали, что работают в милиции, документы не предъявили , но потребовали документы у парней. Мой сын объяснил им, что живет рядом и просил дать позвонить родителям, они принесут паспорт. Сыну заломили руки и стали тащить в джип Паджеро с частными номерами. Второй пацан испугался и сел в машину добровольно.
Мой сын начал вырываться и его начали избивать. Парню удалось вырваться и он рванул домой.
Мы спросили, где его товарищ -он не знал.
Мы трое кубарем, в чем были(я в сланцах, махровом халате и мокрыми волосами(из душа) в ноябре -то) выбежали на улицу.
Действительно, у подъезда дома, перекрывая заезд к другим подъездам, припарковался джип паджеро с тонированными стеклами.
Я постучала в окно водителю, стекло опустилось и я попросила сына показать кто его бил. сын показал на мужика, сидящего на пассажирском сидении. Из машины несло перегаром недельной давности .
Муж попросил мужчин выйти из машины и объяснить на каком основании они напали на парня и где его друг. Эти пьяные морды вывлились- буквально так- из джипа и понесся отборный мат. началлось махание какиеми-то синими картонками и выкрики-мы работники уголовного розыска и наш сын наркоша, они его сейчас заберут и заведут на него дело. На многократные вопросы, где товарищ сына, они отвечали исключительно матом.
Один из них схватил моего парня и начал трясти с криками, признавайся, что ты наркоман и доставай наркотики - при мне, при муже. Откуда у меня взялись силы, сама не знраю, я развернула этого бугая рывком и тряхнула его с такой силой, что он отлетел от сына . Этот пьяный мужик начал хвататься за кобуру и орать, что застрелит моего сына и что он не успокоится и найдет за что нас пересажать.
Муж прятал сына за своей спиной, не давал забратьв машину. Описывать что происходило больно и сейчас. Это была бойня, в которой за малым не началась стрельба и смертоубийство.
Я дозвонилась ив ГИБДД - назвала номер машины, сказала, что за рулем пьяный водитель и он представляет угрозу на дороге., вызвала патруль
Примерно в 21.50.
Мы перекрыли выезд из двора, чтобы джип не уехал, загнали сына в подъезд и отбивались от разъяренных ментов до приезда патруля.
Главная мусарня! иначе не скажу- в 10 минутах езды, опорный пункт в 5!!! Патруль приехал в 23.40
То есть, с 21.30 до 23.40 = 2 час и 10 минут моя семья( мы были одеты налегке и я до сих пор-мар- кашляю как туберкулезный больной) ДЕРЖАЛА ОБОРОНУ ВО ДВОРЕ СВОЕГО ДОМА ПРОТИВ РАЗЪЯРЕННЫХ МЕНТОВ
ТОВАРИЩ МОЕГО СЫНА ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ СИДЕЛ В ДЖИПЕ ЗАБЛОКИРОВАННОМ НА СИГНАЛИЗАЦИЮ И БОЯЛСЯ ЗВАТЬ НА ПОМОЩЬ!!
Мало нападения на мирное население, они еще и заложника взяли.
Приехал патруль, менты перездоровались друг с другом за руки и старший патруля лейтенант Панкин нам предложил выдать им сына и ехать в участок.
На что мы ответили - дословно- а не пойти ли им всем на хрен!!! Сначала мы отвезем сына в наркодиспанс, затм на освидетельствование побоев в травмпнкт и лищь затем к ним в участок-писать заявление.
Пьяных ментов еще минут 10 патруль уговаривал уехать, только потом мы рванули сдавать анализы и свидетельствовать побои.
Мы приехали в травм пункт и первые кто нас втсретил, были менты на джипе, они снова перекрыли вход в больницу.
Но в этот раз молчали, только демонстративно ухмылялись и переписывали номера моей машины Побои зафиксировали и выдали справку.
мы рванули в наркодиспансер - уже был час ночи 12.11.10
Описывать чего мне стоило уговорить врача принять мочу на наличие наркоты- до сих пор трясет- не денег!- это бесплатно, но только по направлению от прокуратуры или следователя. Я так рыдала и орала , как не рыдала и не орала никогда в жизни.
Анализы у сына взяли.
В 3 часа ночи мы попали в участок и написали заявления о разбойном нападении на нашу семью ментов.
В это время, уже вторые сутки, в их обезьяннике уже сидели 2-е их коллег - они избили человека, с тяжелыми последствиями, тот в реанимации, этих сразу за решетку.
А у нас какие последствия- ШОК, БОЛЬ, НЕНАВИСТЬ, ПОБОИ- ЭТО ЖЕ ШУТКИ ПРОСТО - подумаешь, хлеба им вечером захотелось, а не ходите вы по вечерам за хлебом! В РОССИИ ЭТОГО ДЕЛАТЬ НЕЛЬЗЯ
На следующее утро мы всей семьей, вместо работы и учебы, потопали на прием к начальнику уголовного розыска Березину
напишу коротко: рапорт о ночном происшествии в сводку не попал, Березин очень удивлялся -как так может быть, информации из травмпункта участковому не поступало и тп. Мы договорились не обращаться в прокуратуру, дать ему 7 дней на принятие мер внутри управления.
НА 7-Й ДЕНЬ ВЕЧЕРОМ- В НАШУ ДВЕРЬ ПОЗВОНИЛИ И ПОДЛОЖИЛИ НА ПОРОГ ДЕРЬМО В ПАКЕТЕ(мы не открывали, открыл пакет вызванный патруль)))И БУДИЛЬНИК СО СТРЕЛКАМИ, УСТАНОВЛЕННЫМИ НА 11 -прозрачный намеку на дату - ивинения нам принесли, как умели.
Кстати, когда я приехала забирать анализы на содерждание наркоты через 14 дней -выждав все сроки, врач ответил, а ваши анализы еще у нас- мы не отправляли и объяснить ПОЧЕМУ НЕ ОТПРАВЛЯЛИ, НЕ СУМЕЛ!!!

Я ОБРАТИЛАСЬ НА ГОРЯЧУЮ ЛИНИЮ ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ И МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ СДАТЬ АНАЛИЗЫ С ВОЛОС И НОГТЕЙ- ПОКАЗЫВАЮТ СОДЕРЖДАНИЕ НАРКОТИКОВ ДО ПОЛУГОДА.
ЗА БЕЗУМНЫЕ БАБКИ МЫ СДЕЛАЛИ ЭТИ АНАЛИЗЫ
НАРКОТИКОВ В КРОВИ НЕТ И НИКОГДА НЕ БЫЛО
А там и первый анализ готов. Заехала случайно после НГ, дай думаю, проверю, чего там наанализировали. Засада для ментов -и там наркоты не обнаружено.
Мы обратились в прокуратуру, написали письмо на сайт МВД
И вот заканчивается март, а мы все ждем какую же отписку пришлют, чем выгородят этих УРОДОВ.
САМОЕ СТРАШНОЕ -ЭТО БУКВАЛЬНО НАШИ СОСЕДИ -МЫ ЗНАЕМ В КАКИХ ДОМАХ ОНИ ЖИВУТ, КВАРТИРЫ, ИХ ИМЕНА И ФАМИЛИИ - я подняла на ноги всех знакомых и мне дали краткое досье на них. и их семьи. Номер джипа Паджеро сначала был зарегистрирован на территории закрытой воинской части- досупа не было, потом его просто удалили из базы- машина привидение, так называемая оперативная машина, которую эти чучелы засветили.Я нашла - на сайте одноклассники))))) фотографию одного из героев- он там толстый и в летнем прикиде -рожа пренеприятная.
ФИО этих выродков:
Ляпин Алексей Александрович, 27.12.1977 года рождения, проживает по адресу: г. Красногорск, ул. Ленина, д.47, кор.1, кв.71.

Дунин Игорь Константинович, 24.02.1965 года рождения, проживает по адресу: г. Красногорск, ул. Карбышева, д.33, кв.48.

Оба работают в Красногорском УВД в отделе по борьбе с нелегальным оборотом наркотиков.
СТРАНА ОБЯЗАНА ЗНАТЬ СВОИХ ГЕРОЕВ
ps - мои слова подтверждены кучами заявлений-нас таскали бесчетное количество раз по отделениям, следователям и прокурором и в собственную безопасность, есть справки и анализы.

URL комментария

---

Моей любимой Алёнке.

Милая моя малышка. Этим погожим солнечным утром, таким нежиданным после проливного ночного дождя, я хотел написать тебе о том, что очень сильно тебя люблю. Через небольшое время мне придётся идти на работу, но не сомневайся, даже на работе все мои мысли будут только о тебе. Ты для меня самый дорогой человек на земле. Люблю тебя. Очень.

@темы: Личное

---

Моей любимой Алёнке.

Сегодня если кто не знал - международный день поцелуев. Милый и забавный праздник. И отмечать его с любимым человеком очень просто. Нет никаких особых традиций, не нужно придумывать ничего особого. Просто поцелуйте свою половинку и скажите о том, как вы её любите.
А мне всегда нравилось целовать Алёнку. Она поначалу смущалась и думала, что не умеет целоваться. Но дело далеко не только в умении. Быть по-настоящему близкими друг другу, доверять, понимать друг друга. И любить. Вот вам самый простой рецепт идеального поцелуя. Он может быть нежным. Может быть страстным. Но это всегда прекрасно.

@темы: Личное, Любовь

---

Моей любимой Алёнке.

Малышка, ты порой становишься совершенно легкомысленной - когда речь заходит о твоем здоровье. Так же нельзя. Я люблю тебя, милая, но я не всегда могу о тебе заботится. Ты тоже должна себя беречь. Будь благоразумнее. Ведь ты заботишься не только о себе, но о нас. Мне никогда ни с кем не будет так хорошо, как с тобой. Гулаем мы вместе или смотрим фильм. Мне хорошо с тобой. Я счастлив.

@темы: Личное